Моя няня - [15]

По дороге она сумела восстановить дыхание и придумать нужные слова. С начальством спорить –

неприятно, но необходимо, иначе будешь во всём и всегда виноват.

Робкий стук в дверь, недовольное бурчание – всё, как обычно.

– Ну, что ещё? – проворчал начальник. – Чего трубку не берёшь?

– Вот чего, – Виолетта быстро прошла по мягкому ковру и со стуком опустила пачку бумаг на стол.

– Это что? – не понял Виктор Борисович.

– Это до четырёх, – пояснила она. – А до этого на мне отчёт, доклад, перерасчет и подача данных в

департамент.

– И? – осторожно глянул шеф на неё, явно ещё не решив: стоит ругаться или всё же послушать.

– А то, что разорваться я не сумею.

Воображение ярко нарисовало раскроенную пополам женщину, которая держит телефонную

трубку рукой с изумительным маникюром, улыбается разорванным ртом, даёт ответы и не

замечает, что кровь заливает накрахмаленный воротничок офисной блузки, а из груди и утробы

вот-вот вывалятся внутренности на свежевымытый пол. Удушливой волной накатила тошнота.

Виолетта мотнула головой. Ночные кошмары до добра не доводят. Она, кажется, даже не заметила,

что шеф что-то говорит. Он постучал по столу ручкой, привлекая внимание.

– Да?

– Я плачу тебе деньги за работу, – начал закипать Виктор Борисович, – это всё надо сегодня.

– Что делать в первую очередь? – не растерялась Виолетта, глядя, как шеф замер. Обычно этот

вопрос спасал в любой ситуации. Тогда был плохим не работник, не справлявшийся с грузом

наваленных дел, а начальник, который был не в состоянии правильно организовать работу своих

подчинённых.

– Всё, – нашёлся Виктор Борисович.

– Всё не получится, – отрезала Виолетта. – Решайте, мне нужно четкое указание.

– Белянцева, ты обнаглела, – выдохнул он и почесал затылок. – Ладно, давайте с этими цифрами,

если что – бери в помощь весь экономический отдел, помогут.

Виолетта продолжала буравить его взглядом, ожидая финальной ноты, так как привыкшая к

общению с шефом, прекрасно знала, что тот может что-то выдумать перед самым уходом.

– Чего уставилась? – рявкнул вдруг Виктор Борисович. – Иди работать!

– Так точно! – непроизвольно вырвалось у Виолетты. Быстро схватив бумаги, она выскочила из

кабинета, успев заметить несколько растерянное лицо шефа. Он чётко понимал, что подчинённая

действительно обнаглела, однако что делать, если она и так выполняет работу за троих? Придётся

терпеть.

***

Дома было тепло и уютно. Прошедший день навалился каменной тяжестью, не хотелось никого

видеть и слышать. Но Каталинская – другой вопрос. Виолетта забралась с ногами в кресло и

принялась листать забытую Кирой книгу. Дозвониться к подруге не получалось, ну и ладно.

Отыщется рано или поздно.

Виолетта раскрыла книгу на случайной странице, из страниц неожиданно выпал кусок бумаги,

сплошь испещрённый заметками. Наклонившись, она подняла его и, нахмурившись, принялась

читать. Пометки Киры заслуживали отдельного внимания.

«Техника напряжения мозга – бред. Наблюдение образов практиковать ежедневно. Фантомное

раскачивание – сначала тренировка. Учесть прислушивание к посторонним звукам. Не

погружаться в себя. Убить соседку».

Последняя фраза озадачила Виолетту, потому что к технике сновидения она никак не относилась.

Но Кира на мелочи не разменивалась, считая, что все гении в равной степени сумасшедшие,

поэтому им можно чуть больше, чем остальным. Поэтому в выражениях не стеснялась.

Иногда Виолетта искренне недоумевала, как такой человек, как Каталинская, мог работать

школьным психологом. Даже без излюбленной косухи, сигарет и любимого мотоцикла бог знает

какого года выпуска, она всё равно выглядела внушительно. Не спасали белокурая коса и

вежливость. В Каталинской чувствовался стержень, который не скрыть напудренным налётом

цивилизации.

Порой Виолетта завидовала ей. Кира могла за себя постоять и даже из самой глупой ситуации

могла выйти как ни в чем ни бывало. Другой вопрос – Виолетта…

Она вздохнула. Ни напора, ни уверенности, ни спокойствия в ней не было. Легкие перебранки с

шефом – не в счёт. Она прекрасно понимала, что всё страхи тянутся из детства. Постоянные

истерики матери, запреты куда-либо выходить позже определённого времени, хорошо вдолбленная

в голову фобия темноты. Теперь это не давало возможности освободиться и начать давать отпор

подкрадывавшемуся сумасшествию.

Сегодня на работе моментов передышки почти не было, однако стоило только им появиться, как

тут же падала тяжёлым покрывалом масса ненужных воспоминаний, шевелящихся, словно клубок

дождевых червей. При этом четкости ещё не было, но мерзкое ощущение, что там было плохо и

возвращаться туда не стоит – не исчезало.

Сейчас, в тишине и покое, воспоминания вернулись, поползли по закоулкам подсознания новыми

тропками.

Буквы вдруг слились в единое целое, белизна бумаги превратилась в грязный свет, от которого

хотелось закрыться. Виолетта хорошо знала тот свет. Именно такой проникал сквозь щели

запертой двери, за которой слышались детские крики. Нехороший свет, будто его излучали гнилые

светлячки. И запах оттуда шёл соответствующий: сладковатый и тошнотворный.

Виолетта неосознанно закрыла нос рукой, но вместо кожи пальцы неожиданно провалились в