Моя неволя - [6]

Первая, наиболее многочисленная, — люди, сломленные обстоятельствами, подавленные, потерявшие способность сопротивляться и надежду на лучшее. Они всегда унылы и пассивно ожидают своего конца. Мне показалось, что к этой категории принадлежат многие крупные, с развитой мускулатурой и на вид здоровые люди. Возможно потому, что крупным, физически сильным людям требуется больше пищи и они тяжелее переносят нехватку ее.

Вторая состоит из внешне спокойных и равнодушных. Но только внешне. Это люди честные и стойкие, но пассивные, из-за чего создается впечатление об их равнодушии.

Третья — люди, которые в любых условиях быстро акклиматизируются, чувствуют себя как рыба в воде, развивают бурную деятельность и умеют из всего извлечь для себя выгоду за счет окружающих. Они абсолютно беспринципны, циничны и ловчат всегда и во всем. Около них кормятся мелкие прихлебатели, услужливо выполняя каждое пожелание своих повелителей. Это ужасные люди, которые есть в любых слоях любого общества, и избавиться от них абсолютно невозможно. Они отличаются беспредельной подлостью и очень опасны для окружающих. Эти люди поставляют кадры для полицаев, надсмотрщиков, доносчиков и прочего отребья.

Четвертая — самая малочисленная, но, если так можно выразиться, самая высококачественная — состоит из людей смелых, принципиальных, активных, целеустремленных и самоотверженных. Эти люди никогда, ни при каких обстоятельствах не теряют самообладания и не подвержены панике. Как правило они хорошие конспираторы, и разглядеть их в общей массе очень трудно, а то и вовсе невозможно.

В любой из этих категорий, кроме первой, встречаются никогда не унывающие весельчаки-балагуры, которые своими действиями поднимают настроение окружающих, что в условиях лагерной жизни неоценимо.

Во всех лагерях, где мне пришлось быть, я наблюдал озлобленность, склонность к конфликтам, особенно среди сломленных, подавленных, физически слабых и больных людей.

Отлично помню эпизод, когда в одном из лагерей двое «доходяг» лежа, потому что у них не было сил не только стоять, но даже сидеть, злобно ругались между собой, отчаянно матерясь и угрожая убить друг друга. Какое там «убить» — ни у того, ни у другого не было сил, даже, поднять пустую руку! Выдав очередную порцию угроз, и, израсходовав положенное количество мата, они плевали друг в друга, но и на это у них не хватало сил, и слюна падала на подбородок, шею, грудь. На следующий день они уже и плеваться были не в состоянии, но продолжали грозить убить друг друга. А на третий день их не стало.

Ссоры и, даже, драки, неизбежно, случаются в каждом лагере, а причина их чаще всего не стоит скорлупы от выеденного яйца.

В некоторых пересыльных лагерях, в которых мне довелось быть, периодически появлялись вербовщики в полицаи, в какие-то команды неизвестного назначения и, даже, в казачество (в последнее принимались только потомственные казаки, принадлежность к которым установить было практически невозможно). Желающих, как правило, было не так-то много, а иногда не было совсем.

Одни шли на этот шаг, лишь бы оказаться за проволокой и не умереть с голоду, а там будь что будет. Другие — с целью, покинув лагерь, попытаться сбежать, перейти линию фронта и опять сражаться с фашистами. Третьи — чтобы верно служить своим новым хозяевам из политических или шкурных соображений.

Единственным аргументом гитлеровцев, использовавшимся для привлечения на свою сторону, было обещание давать вдоволь хлеба. Какой примитив! Как будто людьми руководит только сытость… Впрочем для многих в то время кусок хлеба являлся вопросом жизни и смерти.

В одном из лагерей перед нашим прибытием побывали вербовщики из Русской освободительной армии (РОА), возглавляемой предателем генералом Власовым. Они раздавали листовки — открытое письмо Власова. Я ознакомился с ним. Тогда оно показалось мне чудовищной концентрацией вероломства и подлости. В голове не укладывалось, как человек, вышедший из низов и достигший таких высот, мог пойти на гнусное предательство, повернув против своего народа, которому был обязан всем. Тогда ничего, оправдывающего его поступок, в том письме я не обнаружил. Уверен, не обнаружил бы и сейчас. Мне кажется, что его действиями руководили боязнь немцев, уверенность в победе Германии и желание стать во главе поверженной России.

Будучи изолированными от внешнего мира, мы в большинстве своем не потеряли интерес к тому, что происходит по ту сторону колючей проволоки, особенно, к событиям на фронте. К сожалению информационный ручеек был очень тоненьким и питался теми скудными сведениями, которые приносили работавшие на воле пленные, иногда полицаи и, даже, немцы. Наших советских газет и радио на оккупированной немцами территории не было, и потому получаемые с воли сведения, зачастую, были плодами досужих вымыслов, где желаемое выдавалось за действительное, но иногда доходили до нас и настоящие факты.

Забыл, в каком лагере я тогда был, но прекрасно помню, что весь лагерь был взбудоражен слухами о поражении немцев в Сталинграде. Нашей радости не было границ, и казалось, что теперь конец войны уже не за горами.