Мoя нечестивая жизнь - [9]

Но я не смогла заснуть. Во мраке спальни некоторые из девочек тихо рыдали в подушки. Прячась за кроватями, Датч прокралась ко мне в постель и прижалась всем телом, так что наши волосы перепутались и непонятно было, где чьи. Ночные страхи гадкими мокрицами ползали у нас по спинам.

– Девочки, девочки! – надрывалась миссис Риардон, трезвоня в колокольчик. – Сегодня знаменательный день.

Мы выстроились в шеренгу, и она представила нас семейной паре по фамилии Дикс. Лицо у мистера Дикса было как шар из сала, а верхние зубы торчали, точно у крысы. Миссис Дикс была довольно красивая – молодая, стройная, с пышными каштановыми кудельками, прикрывающими уши, что придавало ей сходство со спаниелем.

– Поприветствуйте мистера и миссис Дикс, да погорячее, – потребовала миссис Риардон. – Они агенты Общества помощи детям и поедут с вами.

– Доброе утро, мальчики и девочки, – заговорил мистер Дикс. – Нам поручено подыскать для вас новые дома в прекрасных прериях недалеко от Чикаго, штат Иллинойс.

Я решила, что сбегу при первой возможности, но нас – двадцать человек – без церемоний загнали в фургон и отправили в путь. На душе было неспокойно. В окошке замелькали паровозные депо – жирные хлопья сажи летали в апрельском воздухе, – и вскоре фургон вкатил в огромный дворец из стекла и железа. Впереди стояли громадины.

– Поезда! – загомонили приютские.

А по-моему, никакие не поезда, а жуткие змеи, что живьем заглатывают людей, а затем выплевывают косточки. Диксы повели нас через лабиринты багажа, приличная публика оборачивалась и глазела на нашу процессию.

– Ты только посмотри на этих бедолаг!

Народу вокруг было много, в такой толпе легко затеряться.

– Датч, – зашептала я, – хватаем Джо – и ходу! Видишь дверь на улицу? Найдем дорогу к маме, нас никогда не поймают.

– Экси, я хочу покататься на поезде.

– Поезд! – подал голос Джо.

Хоть и маленький совсем, он был невероятно любопытный и в свои два с лишним года, конечно же, понятия не имел, что за зверь такой – поезд. Не было на свете малыша чудеснее. От отца ему достались темно-рыжие волосы, цвета ржавчины. Россыпь веснушек покрывала носик и круглые щечки, а штаны вечно с него сползали. Когда я его несла, он поминутно пытался поймать мой взгляд, спрашивал: «Экси?» – и прижимался ко мне всем телом. Он обожал целовать меня, тереться носом о нос, тыкаться лбом мне в лицо, будто хотел забраться внутрь моей головы. Вот и сейчас, прижавшись ко мне, он оживленно бубнил «поезд-поезд».

Вот поэтому, из-за брата и сестры, я никуда и не убежала. Задурманили им головы прериями и медом. Но должна признаться, я и сама побаивалась бежать, наслушалась от воспитательниц историй, что нет хуже людей, чем бродяжки, – прямо язычники Голконды[14]. Если бы нас оставили на улице, пугали они, наши невинные детские лица очень скоро были бы отмечены печатью позора и страданий, а в будущем нас ждал бы только ад.

И вот затолкали в железнодорожный вагон – меня, и Датч, и Джо.

– Прощай, Нью-Йорк, – прошептала я и показала Джо, как посылать воздушные поцелуи. Когда поезд трогался, три наших поцелуя перышками полетели в Нью-Йорк и в поисках мамы закружили между зданиями.

Поезд с грохотом, лязгом и сопением набирал скорость. Машинист прибавлял пару. Все сгрудились у окна. Всех вдруг охватило воодушевление, и целый час мы распевали песни. В «Грешники, к Христу придите» мистер Дикс солировал. Как выяснилось, он обожал этот страшный гимн.

Если вы в нужде, придите,

Славьте Божью щедроту!

Веру, святость и прощенье,

Все, что нас влечет к Христу.

Устав от пения, мистер Дикс раздал награды – яблоки и имбирные пряники. Крошки мы собирали в ладони и слизывали, чтобы ни крупинки не пропало. Датч при этом изящно оттопыривала розовый мизинец – изысканность была у нее в крови. Но в глазах ее застыло изумление – как и у всех прочих приютских, прильнувших к окну. В Спэйтен-Дайвил[15] мы пересекли реку по мосту, трудно было поверить, что холодная блестящая лента – это вода. Белые паруса внизу казались мотыльками.

«А это что? – гомонили дети, тыча пальцами в стекло. – Что это такое?»

Пейзаж за окном мелькал все быстрее. Впервые мы увидели холмы. Ручьи. Коров, лошадей, гуляющих без упряжи, купы деревьев. Мы и не подозревали, что бывают такие просторы и такие огромные деревья. Мы стремительно удалялись от родного клочка земли. И всем нам стало ясно, что у нас нет уверенности ни в чем, что твердо знаем только свое имя да что лежит в наших ранцах. Опустилась ночь. Кромешная тьма за окном стерла наше прошлое и скрыла наше будущее. Мы проехали через какой-то городок, окна сияли теплым светом. Может, где-то есть окно, которое кто-то зажег специально для нас? А почему бы нет?

Всю ночь дети плакали и звали мам. Среди нас были и совсем младенцы, которых кормили из бутылочки; малыши чуть постарше, недавно научившиеся ползать со скоростью многоножки, активно практиковались в обретенном умении. Еще имелись два брата, ужасных сквернослова, так и сыпавших ругательствами. Мистер и миссис Дикс просто измаялись, гоняясь за малышами и временами впадая в отчаяние, но брань мальчишек привела их в настоящую ярость.