Моя Москва, или Понаехали тут! - [2]

Шрифт
Интервал

Как мне кажется, наиболее точную типологию жителей Москвы дало любимое издание большинства прогрессивных москвичей – «Большой город». В конце 2007 года оно опубликовало словарь, из которого, например, я узнала, кто скрывается под романтическим названием «воины ЦАО»:

«Воины ЦАО – люди, которые живут, снимают квартиру или работают в Центральном административном округе Москвы. В. ЦАО – необязательно сноб. Это такой рафинированный сорт москвича, который ходит завтракать в «Волконский», продукты закупает только в «Азбуке вкуса» и с недоверием воспринимает любые предложения выехать за пределы Садового кольца. Чаще всего поборниками ЦАО оказываются провинциалы, так называемые homeless VIP, добившиеся относительного успеха в столице и тратящие две трети своей зарплаты на аренду аккуратной квартиры в центре».

Между прочим – очень точно описанный тип жителей, такие есть и среди моих знакомых. Чаще всего – лохоклерков, для которых их квартира – тоже способ самопрезентации и самоутверждения в стае.

Или вот еще один тип – ласково именуемый замкадыш. «Замкадыш – житель ближнего Подмосковья и отдаленных спальных районов столицы (за чертой Московской кольцевой автодороги; человек, считающий себя москвичом, фактически таковым не являясь. Многие путают З. с «понаехавшими» и провинциалами, что неверно. Употребляется обычно гражданами, живущими в пределах МКАД; оттенок – нежно-презрительный)».

Конечно, любые типологии очень условны. Например, иностранцы, приезжающие в Москву, в большинстве своем предпочитают центр – близко к работе. Молодые и перспективные вкладываются в строительство и арендуют квартиры в удобных спальных районах. Кому-то, как мне, просто везет – удается с самого начала найти симпатичную квартиру в центре с вменяемыми хозяевами. Хотя до этого в качестве дома было нечто среднее между общежитием и гостиницей.

Все началось с поступления в магистратуру российско-британского университета. Я выиграла грант, в который в том числе входила оплата проживания в так называемой гостинице на территории Академии народного хозяйства. И я – на сто процентов домашняя девочка, видевшая общагу два раза и то – очень быстро, приехала с двумя чемоданами на проспект Вернадского. Сначала был шок – четыре кровати в одной комнате и толпа каких-то незнакомых барышень. От гостиницы было только одно – горничные, которые каждый день пылесосили и раз в неделю меняли постельное белье и полотенца. Те, кто жил в настоящих общагах, могут начинать меня ненавидеть. В первую же ночь, с трудом переварив эмоции и желание послать все к черту и вернуться домой (спасибо славной традиции общежития – выпивать по разным поводам в веселой компании), я проснулась от странных звуков – писка и стука коготков по полу. И это на седьмом этаже! Оказалось, что тут повсюду были мыши. А, как известно, мыши любят гулять по ночам, с большим удовольствием проверяя зубками ваше печенье и прочие вкусности. Пару раз успевала ловить ночных визитеров на журнальном столике, накрыв их чашкой. Мдааа, скучно мне там не было! Особенно веселили студенты программ MBA, которые приезжали сюда на несколько месяцев на сессии, оторвавшись от своих якутских алмазов и прочих далеких месторождений, – вот уж когда гудели все: каждая симпатичная девушка была удостоена внимания, а магазин внизу делал месячную кассу по продаже спиртного. Единственное, о чем мечталось тогда, – это чистая теплая ванна и нормальная домашняя еда.

Окончив магистратуру и получив предложение по работе от одного издательского дома, я вновь озаботилась квартирным вопросом. Где жить теперь? Ответ, правда, нашелся сразу – благодаря подруге, у которой знакомая съезжала из чудной двушки на Лесной в свою собственную квартиру. А эту передавала нам по наследству. Надо сказать, очень удачно – я живу в этой квартире до сих пор, вот уже семь лет. И очень рада этому факту!

Думаю, что те, кто хоть раз жил в съемной квартире, в которой давно не было ремонта, прекрасно меня поймут. Потому что вид эти квартиры имеют весьма плачевный: старые грязные обои, мебель, которую давно пора выбросить, нагромождение каких-то запасных частей от столов, шкафов, трюмо, жуткая посуда и репродукции Шишкина в золоченых багетах на стенах. Красота! Первые две недели отмываешь все культурные слои и таскаешь мебель, пытаясь изобразить что-то похожее на среду обитания. Потом обязательный тур в ИКЕА (слава тем, кто придумал этот гениальный магазин и открыл его в России!) – за посудой, шторами, мебелью и прочими деталями интерьера. Так, шаг за шагом в течение месяца получается твой дом.

Следующий шаг – знакомство с соседями. И важно его не пропустить, иначе вашим первым другом станет участковый, что не всегда так романтично, как кажется. Мой дом послевоенной постройки имеет свою специфику – здесь очень много пенсионеров, которые ранее работали во внутренних органах, многие из них преподавали на юрфаке. Они – самые бдительные соседи на свете. И конечно же ни одно появление нового жильца не пройдет без знакомства с ними. Первым из соседей, с кем произошло мое знакомство, оказался чудный 80-летний профессор, Николай Трофимович, живущий в квартире напротив. Он приятно удивился, узнав, что я работаю в издательстве, потом напросился на чай. Заходил в гости часто – то никак пленку в фотоаппарат не мог заправить, то заглядывал предупредить, что уезжает к друзьям в Париж, то просто поговорить о книгах. К сожалению, его уже нет на свете, но я до сих пор с какой-то теплотой вспоминаю этого пахнущего кошками чудного старикана, искренне завидуя его энергии и жизнелюбию. И это в восемьдесят лет!!! К друзьям в Париж!!!


Рекомендуем почитать
Комбинат

Россия, начало 2000-х. Расследования популярного московского журналиста Николая Селиванова вызвали гнев в Кремле, и главный редактор отправляет его, «пока не уляжется пыль», в глухую провинцию — написать о городе под названием Красноленинск, загибающемся после сворачивании работ на градообразующем предприятии, которое все называют просто «комбинат». Николай отправляется в путь без всякого энтузиазма, полагая, что это будет скучнейшая командировка в его жизни. Он еще не знает, какой ужас его ожидает… Этот роман — все, что вы хотели знать о России, но боялись услышать.


Мушка. Три коротких нелинейных романа о любви

Триптих знаменитого сербского писателя Милорада Павича (1929–2009) – это перекрестки встреч Мужчины и Женщины, научившихся за века сочинять престранные любовные послания. Их они умеют передавать разными способами, так что порой циркуль скажет больше, чем текст признания. Ведь как бы ни искривлялось Время и как бы ни сопротивлялось Пространство, Любовь умеет их одолевать.


Москва–Таллинн. Беспошлинно

Книга о жизни, о соединенности и разобщенности: просто о жизни. Москву и Таллинн соединяет только один поезд. Женственность Москвы неоспорима, но Таллинн – это импозантный иностранец. Герои и персонажи живут в существовании и ощущении образа этого некоего реального и странного поезда, где смешиваются судьбы, казалось бы, случайных попутчиков или тех, кто кажется знакомым или родным, но стрелки сходятся или разъединяются, и никогда не знаешь заранее, что произойдет на следующем полустанке, кто окажется рядом с тобой на соседней полке, кто разделит твои желания и принципы, разбередит душу или наступит в нее не совсем чистыми ногами.


Из Декабря в Антарктику

На пути к мечте герой преодолевает пять континентов: обучается в джунглях, выживает в Африке, влюбляется в Бразилии. И повсюду его преследует пугающий демон. Книга написана в традициях магического реализма, ломая ощущение времени. Эта история вдохновляет на приключения и побуждает верить в себя.


Девушка с делийской окраины

Прогрессивный индийский прозаик известен советскому читателю книгами «Гнев всевышнего» и «Окна отчего дома». Последний его роман продолжает развитие темы эмансипации индийской женщины. Героиня романа Басанти, стремясь к самоутверждению и личной свободе, бросает вызов косным традициям и многовековым устоям, которые регламентируют жизнь индийского общества, и завоевывает право самостоятельно распоряжаться собственной судьбой.


Переполненная чаша

Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.