Моя коллекция - [10]
Только здесь мой майор открыл рот и произнес:
— Вам нужно снять маску с лица Президента Чехословакии товарища Готвальда, который умер, простудившись на похоронах товарища Сталина.
Мне сразу полегчало. Значит, все действительно так, как говорили. Надо снять маску и тогда меня, может быть, сразу и отпустят.
В морге была ужасная холодина. Не снимая пальто, я приготовила воду, гипс и стала смазывать вазелином лицо. При первом же прикосновении обнаружила, что покойник был заморожен, может быть, даже несколько дней назад.
Я проложила на лоб, нос и губы капроновую нитку, быстро наложила разведенный гипс, через пару минут продернула нитку, потом, уже не торопясь, в ожидании полного схватывания гипса, заровняла края, почистила циклей поверхность и оглянулась.
Мои чекисты стояли на некотором отдалении точно по углам комнаты в полном молчании и не спускали с меня глаз.
Внутренне порадовавшись, что я все сделала правильно и аккуратно, начала снимать форму. Потянула ее на себя, однако форма не сдвинулась, видимо, ее присосало к лицу. Тогда я подсунула в щель стальную лопатку и нажала. Раздался какой-то странный звук, у меня екнуло сердце, форма поддалась и отошла. Я бережно сняла ее и к своему ужасу обнаружила, что она снялась вместе с ухом! Замороженное, остекленевшее ухо Готвальда треснуло и отделилось под моим нажимом!
Меня обуял ужас. Инстинктивно я резко наклонилась и заслонила телом злосчастную форму, не зная, что делать дальше с ухом бывшего генсека Чехословакии. Как объяснить, что я не нарочно? Пятьдесят восьмая уже светила мне синим огнем…
Все это в мгновение пронеслось в голове, а руки в это время работали. Я быстро выковыряла ухо из формы и приставила на старое место, слегка прижав. И ухо, чуть оттаяв, пристало!
Я оглянулась еще раз. Чекисты стояли, как статуи, в прежних позах и пялили на меня глаза.
Я прикрыла Готвальда простыней, мигом собрала все мои причиндалы и потребовала, чтобы меня немедленно отвезли в мою мастерскую, где я должна срочно сделать отливок маски, так требует технология, иначе форма пересохнет и развалится.
Обратный путь мы проделали вдвое быстрее. Я сделала отливок и отдала им маску с напутствием обращаться с ней бережно.
Когда они уехали, я бросилась на диван, и тут меня охватила дрожь и истерика. Успокоилась я только через неделю после похорон Готвальда.
Рассказ натурщицы
Выходим вечером из мастерской с натурщицей.
— Лев Самсонович! Смотрите, как трогательно!
— Что трогательно?
— Да вон машина с кольцами проехала. Свадебная. Правда, трогательно?.. А у вас была свадебная машина?
— Нет. А у вас?
— У меня нет. У меня по-другому было.
Пришел мой Сережка ко мне жить. Недели не прошло, как жильцы в административную комиссию настучали: почему живем незаписанные. Ну, пошли в ЗАГС, записались. Жильцам документы показали. Стали дальше жить.
Двух недель не прошло, жильцы снова настучали: почему живем непрописанные. Ну, прописала я его. Жильцам паспорт показали с пропиской. Вроде бы не к чему придраться. Успокоились, стали дальше жить.
Еще две недели прошло, обратно нас на административную комиссию тянут — пришла жалоба: зачем в ванной вместе моемся…
Туалетная бумага
Иду я как-то по улице. Вижу, из магазина выносят розовую туалетную бумагу. Я зашел в магазин и говорю:
— Я хочу купить туалетную бумагу.
Продавщица, девчонка, спрашивает:
— Вы инвалид войны?
— Нет. Я участник войны.
— Тогда вам не положено. Мы продаем туалетную бумагу только инвалидам войны. По предъявлении удостоверения.
— А кто может распорядиться, чтобы мне продали хотя бы два рулона? Мне очень нужно.
— Идите к директору универмага. Если он разрешит, я продам.
Поднялся я на третий этаж. Зашел в приемную. Секретарша спрашивает:
— Вы к кому?
— Я к директору.
— По какому вопросу?
Я подумал и говорю:
— По личному.
Ну, она подумала тоже и пустила меня. Вхожу в кабинет. За столом сидит представительный дядечка. Костюм. Галстук. Телефоны. Три штуки. Спрашивает вежливо:
— Вам что, гражданин?
Я говорю:
— Вот я участник войны. Хотел бы купить туалетную бумагу.
Он говорит:
— Мы участникам не продаем. Только инвалидам.
Я говорю:
— Я не только участник войны, я еще и ветеран партии с двадцать шестого года.
Он подумал немного и опять говорит:
— Но я не могу отпустить туалетную бумагу ветерану партии. Она у меня подотчетная. Под номер удостоверения инвалида войны. Как же я ее вам оформлю?
Я говорю:
— Я не только ветеран партии, я еще и первый председатель первого колхоза на Харьковщине. Про меня даже газеты писали.
— Да, я вижу, что вы действительно заслуженный человек… Что же мне с вами делать? Знаете, что? Напишите-ка мне заявление. И укажите все ваши регалии. Вот, садитесь за тот столик.
Сел я за тот столик, лист бумаги он мне дал, ручку. Сижу я за столиком и пишу: «Заявление от участника войны, ветерана партии с 1926 года, первого председателя первого колхоза на Харьковщине „Заветы Ильича“, участника Великой Отечественной войны Сагала Владимира Ефимовича. Прошу продать мне за наличный расчет два рулона туалетной бумаги». Подписываю и подаю. Число, год поставил.
