Моя исповедь. Невероятная история рок-легенды из Judas Priest - [7]

Шрифт
Интервал

Также я впервые побывал за границей. Когда мне было лет тринадцать, мы со школой поехали на выходные в Бельгию. Отправились в город Остенде и расселились по комнатам общежития в хостеле недалеко от пляжа.

Поездка за границу казалась настоящим приключением и важным событием. Я был поражен тем, насколько там все другое: еда, машины, одежда, люди и, разумеется, язык. Все это, вплоть до льняной скатерти в ресторане отеля, казалось более продуманным и современным, нежели в Уолсолле.

Моим лучшим школьным другом был парень из Бичдэйла по имени Тони. Мы смеялись над одними и теми же шутками. Шли домой и цитировали сценки из «Дерека и Клайва», исполняемые Питером Куком и Дадли Муром, или придумывали свои. Очень грубые, что, разумеется, всегда привлекает юношей.

А еще юношей, конечно же, бесконечно привлекает и интересует секс – и постепенно он занял центральное место в моей жизни. Все началось с того, что меня научили дрочить.

Моим инструктором был паренек на пару лет старше, живший неподалеку в Бичдэйле. Однажды в выходной я зависал в районе со школьными приятелями, и вдруг к нам подошел этот парень.

– Хотите научиться делать кое-что классное? – спросил он нас.

– Да! Давай! Звучит интересно!

– Отлично. Пойдемте со мной!

Мы пошли к нему домой, и он отвел нас в комнату на нижнем этаже, закрыл дверь… и достал член. «Короче, надо вот так, – сказал он. – Де́ржите его вот так». Он стал натирать член, вверх-вниз, все сильнее. «Если делать быстрее – будет приятно», – добавил он, слегка покраснев. Я не знал, как на это реагировать, но двое моих приятелей опустили брюки и начали повторять за ним, и я решил не отставать. Поначалу смущался – да любой бы на моем месте смущался! – но потом вошел во вкус, и оказалось, что парень прав: если дергать быстрее, действительно испытываешь удовольствие!

Возможно, паренек был начинающим извращенцем, но нас не трогал и не говорил: «Давайте я вам подержу»; он просто взял на себя смелость научить нас древнему, не столь благородному искусству мастурбации. И открыл мне целый мир удовольствия.

С тех пор я дрочил регулярно. Дома меня вышвырнули из комнаты, в которой я жил с сестрой Сью. Это была идея Сью, потому что она хотела больше свободного пространства и уединения, но я был не прочь переехать в небольшую каморку. Прежде всего дрочить стало гораздо легче.

Я «гонял лысого» при любой представившейся возможности, и в школе было то же самое. Встречался с ребятами из Бичдэйла, которых, как и меня, научили мастурбировать… и мы друг другу дрочили.

У нас был замечательный тайничок. Учился я по-прежнему хорошо, и меня назначили школьным библиотекарем. Мне это нравилось, и я каждый день ходил в киоск, забирал газеты и относил в библиотеку.

Но больше всего радовало, что к библиотеке примыкала небольшая фанерная пристройка, где работали над десятичной классификацией Дьюи[11]. Там нас никто не мог найти – во всяком случае, мы так думали, – поэтому можно было без проблем забежать и «спустить», доставив друг другу удовольствие, когда было такое настроение. То есть… всегда.

Однажды после обеда мы с хорошим другом по имени Пит Хиггс пошли в эту комнатушку. Все было как обычно: сначала мы усердно работали над проектом по английскому языку; а через минуту уже друг другу дрочили.

Мы с Питом катались по столу, одежда была наперекосяк, а брюки спущены до лодыжек, и тут я взглянул на закрытую дверь. На ней была тонкая стеклянная полоска, которую раньше я никогда не замечал, – и я увидел перекошенное от шока лицо учителя по английскому языку.

Черт!

«Спускайся!» – шикнул я Питу, и мы спрятались под стол. Сидели, сгорбившись, а сердце стучало, как паровой молот на заводе через дорогу.

Учитель не вошел, но у меня чуть сердце не выскочило.

Ох, бля!

А вот это уже хреново. Я был уверен, что без последствий не обойдется. Следующие пару дней ничего не произошло, но я до ужаса боялся идти на урок по английскому. Все прошло нормально, но, когда прозвенел звонок и мы собирались выходить из класса, учитель нас подозвал.

«Хэлфорд, Хиггс! Задержитесь!»

Он подозвал нас к себе, и мы медленно поплелись к учительскому столу.

«Руки из карманов!»

Мы показали ему руки.

«Вы же знаете, для чего они вам, верно?»

Пит посмотрел на меня. Я – на него. Мы посмотрели на учителя.

«Да, сэр», – сказал я, кивнув.

Он хорошенько врезал нам розгами. Три хлестких удара по каждой руке. Всего шесть.

– Чтобы я больше никогда не видел этого в школе! – предупредил он.

– Конечно, сэр!

– А теперь проваливайте!

Я не чувствовал ладоней и едва сдерживал слезы от мучительной боли. Но, разумеется, мы не перестали и занимались этим снова… и снова…

Возможно, вам покажется странным, но мы не считали себя геями. Просто друзья, которые веселятся, ну и протягивают друг другу руку помощи. Друзья мои были нормальной ориентации: потом они стали отцами, а сейчас, уверен, уже внуков нянчат.

Но это они. А я был другим.

Если бы я заподозрил это в десять лет, к началу подросткового возраста я точно бы знал, что я – гей. Мальчики мне нравились больше, чем девочки: все было просто. И, осознав это, я даже не ужаснулся: мне казалось это естественным и абсолютно нормальным. Но инстинктивно я знал, что говорить об этом не стоит.


Рекомендуем почитать
Яков Тейтель. Заступник гонимых. Судебный следователь в Российской империи и общественный деятель в Германии

Книга знакомит читателя с жизнью и деятельностью выдающегося представителя русского еврейства Якова Львовича Тейтеля (1850–1939). Изданные на русском языке в Париже в 1925 г. воспоминания Я. Л. Тейтеля впервые становятся доступными широкой читательской аудитории. Они дают яркую картину жизни в Российской империи второй половины XIX в. Один из первых судебных следователей-евреев на государственной службе, Тейтель стал проводником судебной реформы в российской провинции. Убежденный гуманист, он всегда спешил творить добро – защищал бесправных, помогал нуждающимся, содействовал образованию молодежи.


Воспоминания бродячего певца. Литературное наследие

Григорий Фабианович Гнесин (1884–1938) был самым младшим представителем этой семьи, и его судьба сегодня практически неизвестна, как и его обширное литературное наследие, большей частью никогда не издававшееся. Разносторонне одарённый от природы как музыкант, певец, литератор (поэт, драматург, переводчик), актёр, он прожил яркую и вместе с тем трагическую жизнь, окончившуюся расстрелом в 1938 году в Ленинграде. Предлагаемая вниманию читателей книга Григория Гнесина «Воспоминания бродячего певца» впервые была опубликована в 1917 году в Петрограде, в 1997 году была переиздана.


Дом Витгенштейнов. Семья в состоянии войны

«Дом Витгенштейнов» — это сага, посвященная судьбе блистательного и трагичного венского рода, из которого вышли и знаменитый философ, и величайший в мире однорукий пианист. Это было одно из самых богатых, талантливых и эксцентричных семейств в истории Европы. Фанатичная любовь к музыке объединяла Витгенштейнов, но деньги, безумие и перипетии двух мировых войн сеяли рознь. Из восьмерых детей трое покончили с собой; Пауль потерял руку на войне, однако упорно следовал своему призванию музыканта; а Людвиг, странноватый младший сын, сейчас известен как один из величайших философов ХХ столетия.


Оставь надежду всяк сюда входящий

Эта книга — типичный пример биографической прозы, и в ней нет ничего выдуманного. Это исповедь бывшего заключенного, 20 лет проведшего в самых жестоких украинских исправительных колониях, испытавшего самые страшные пытки. Но автор не сломался, он остался человечным и благородным, со своими понятиями о чести, достоинстве и справедливости. И книгу он написал прежде всего для того, чтобы рассказать, каким издевательствам подвергаются заключенные, прекратить пытки и привлечь виновных к ответственности.


Пазл Горенштейна. Памятник неизвестному

«Пазл Горенштейна», который собрал для нас Юрий Векслер, отвечает на многие вопросы о «Достоевском XX века» и оставляет мучительное желание читать Горенштейна и о Горенштейне еще. В этой книге впервые в России публикуются документы, связанные с творческими отношениями Горенштейна и Андрея Тарковского, полемика с Григорием Померанцем и несколько эссе, статьи Ефима Эткинда и других авторов, интервью Джону Глэду, Виктору Ерофееву и т.д. Кроме того, в книгу включены воспоминания самого Фридриха Горенштейна, а также мемуары Андрея Кончаловского, Марка Розовского, Паолы Волковой и многих других.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.


Свидетель века. Бен Ференц – защитник мира и последний живой участник Нюрнбергских процессов

Это была сенсационная находка: в конце Второй мировой войны американский военный юрист Бенджамин Ференц обнаружил тщательно заархивированные подробные отчеты об убийствах, совершавшихся специальными командами – айнзацгруппами СС. Обнаруживший документы Бен Ференц стал главным обвинителем в судебном процессе в Нюрнберге, рассмотревшем самые массовые убийства в истории человечества. Представшим перед судом старшим офицерам СС были предъявлены обвинения в систематическом уничтожении более 1 млн человек, главным образом на оккупированной нацистами территории СССР.