Моя Индия - [24]

Я не могу припомнить, как давно члены нашей семьи начали выступать в роли докторов-любителей. Индийцы, особенно бедные, никогда не забывают любое проявление доброты к ним, пусть даже самое незначительное. Не все люди, поднимавшиеся по ступеням нашего коттеджа в Каладхунги, были пациентами. Многие по нескольку дней шли по плохим дорогам и в любую погоду для того, чтобы поблагодарить нас за небольшую помощь, оказанную им в прошлом году или даже несколько лет назад. В их числе был шестнадцатилетний юноша, который вместе с матерью несколько дней прожил в нашей деревне, пока Мэгги лечила его мать от гриппа и острого воспаления глаз. Потом он проделал многодневный путь, чтобы передать Мэгги благодарность матери и подарить несколько гранатов, которые она сорвала для нее «своими собственными руками». И в этот же день, за час до появления человека в залатанном костюме, к нам вошел старик и сел на веранде, прислонившись спиной к одной из колонн. Поглядев на меня, он покачал головой, выражая неодобрение, и сказал: «Вы выглядите гораздо старше, господин, чем в тот день, когда я вас видел в последний раз». «Да, — ответил я, — все мы выглядим старше спустя десять лет». «Нет, не все, господин, — возразил он, — я выгляжу и чувствую себя не старше, чем в то время, когда в последний раз сидел на вашей веранде, и притом не десять, а двенадцать лет назад. Я тогда возвращался пешком после паломничества в Бадринат. Я ужасно устал и к тому же очень нуждался в десяти рупиях. Поэтому, увидев ваши ворота открытыми, я попросил разрешения передохнуть и обратился к вам за помощью. Теперь я возвращаюсь из другого паломничества — в священный город Бенарес. Я не нуждаюсь в деньгах и пришел лишь для того, чтобы поблагодарить вас и сказать, что тогда я благополучно добрался до дома. Я немного покурю, отдохну, а потом пойду к своей семье, которую оставил в Халдвани». И для этого он проделал путь в двадцать восемь миль! Несмотря на его утверждения, что двенадцать лет нисколько не состарили его, это был болезненный, хилый старик.

Итак, перед нами на веранде стоял человек, одетый в залатанный бумажный костюм. Хотя его лицо и казалось знакомым, мы не могли вспомнить ни его имени, ни обстоятельств, при которых встречались. Он догадался, что его не узнали. Тогда он снял пиджак, расстегнул рубашку и обнажил грудь и правое плечо. И мы сразу вспомнили: это Нарва, занимавшийся изготовлением корзин. Неудивительно, что мы не сразу узнали его: шесть лет назад, когда мы видели этого человека в последний раз, он был страшно истощен — кожа да кости. Он с большим трудом передвигал ноги и был вынужден опираться на палку. Сейчас мы смотрели на его изуродованное плечо, раздробленные и переломанные кости которого неправильно срослись, на сморщившуюся и побледневшую кожу на груди и спине, а также на частично высохшую правую руку. Мы, которые в течение трех месяцев наблюдали за мужественной борьбой этого человека со смертью, теперь восхищались тем, насколько хорошо он выдержал это тяжкое испытание. Поднимая и опуская руку, сжимая и разжимая ладонь, Нарва сказал, что рука становится сильнее с каждым днем. Вопреки нашим опасениям, пальцы не потеряли гибкости и он мог снова заняться своим ремеслом. Он сказал, что пришел для того, чтобы показать нам, что уже совсем здоров, и поблагодарить Мэгги — он склонил голову к ее ногам — за то, что она содержала его с женой и ребенком в те месяцы, когда он находился между жизнью и смертью.

ИСПЫТАНИЕ НАРВЫ

Нарва и Хария, вопреки их утверждениям, не были родными братьями. Они родились и выросли в одной и той же деревне около Алморы. Когда они подросли настолько, что могли работать, оба выбрали одно и то же ремесло — изготовление корзин. Это означает, что они были из касты «неприкасаемых», поскольку в Соединенных провинциях этим занимаются только «неприкасаемые». В летние месяцы Нарва и Хария плели корзины в родной деревне около Алморы. Зимой они спускались в Каладхунги, где был большой спрос на огромные корзины, до пятнадцати футов в диаметре. В этих корзинах крестьяне наших деревень хранили зерно. В своей горной деревне около Алморы Нарва и Хария изготовляли корзинки из рингала, карликового бамбука толщиной в дюйм и длиной до двадцати футов, растущего в горах на высоте от четырех до десяти тысяч футов. Из него, между прочим, лучше всего делать спиннинги. В Каладхунги они плели корзины из обычного бамбука.

Бамбук в Каладхунги растет в охраняемых государственных лесах. Земледельцам, живущим около этих лесов, разрешается ежегодно срезать некоторое количество бамбука для своих личных потребностей. Те же, кто использует бамбук в коммерческих целях, должны получать лицензии у местного лесничего, уплачивая ему по две анна за связку бамбука и небольшую сумму в пользу лесничего за беспокойство, связанное с выписыванием лицензии. Патент выдается на одного человека и фактически предоставляет право срезать такое количество стволов бамбука, какое владелец лицензии сможет унести. Для плетения корзин больше всего подходит двухлетний бамбук.

На рассвете 26 декабря 1939 года Нарва и Хария вышли из дому. Им предстояло пройти восемь миль до деревни Нални, получить там у лесничего патент, затем нарезать две связки бамбука на участке леса около Нални и в тот же вечер возвратиться в Каладхунги. Когда они вышли из дому, было ужасно холодно и каждый закутался в грубую хлопчатобумажную ткань. Около мили они шли вдоль берега канала. Преодолев несколько высоких стен головного сооружения канала, они свернули на тропинку, пересекающую участки густых зарослей кустарника и каменистое ложе Кабаньей реки, где рано утром можно видеть пару выдр и где с восходом солнца можно спиннингом поймать махсира весом до четырех фунтов.