Моя Игра - [31]
По сути, щелчок является техническим вариантом кистевого броска. Выполняя последний, я совершаю «замах» с шайбой на крюке и выпускаю ее в конечной точке «замаха». При броске щелчком шайба лежит на льду, и клюшка во время замаха ее не контролирует. Я стараюсь ударить по шайбе именно в той точке, где крюк соприкасается со льдом. Или, заимствуя терминологию из гольфа, я добиваюсь, чтобы шайба находилась в нижней точке замаха. Это — естественная для удара точка, где на шайбу придется вся его сила. Эта оптимальная точка находится несколько впереди и прямо передо мной. Чтобы лучше выполнить этот бросок-удар, я стараюсь встать так, чтобы голова находилась как раз над шайбой. А чтобы бросок получился мощнее, я опускаю левую руку ниже (делаю хват шире), чем при кистевом броске.
Беда большинства начинающих хоккеистов, обожающих щелчок, в том, что им кажется, будто сила броска тем больше, чем больше замах. Иногда такой замах выглядит комично. Помню одного девятилетнего хоккеиста, занимающегося в моем спортивном лагере, который делал такой замах, будто хотел расписаться клюшкой в небесах. Другой малыш задевал себя крюком по затылку. При таком замахе удар по шайбе не получится плавным. Вместо этого новички рубят шайбу или подсекают, подцепляют ее, а то и просто промахиваются. Однажды я видел, как мальчишка так энергично замахнулся для мощного щелчка, что не только промахнулся по шайбе, но и на ногах не удержался. После этого его прозвали Мельницей.
При щелчке я замахиваюсь клюшкой так, чтобы руки поднимались не выше пояса. Поэтому и крюк у меня пойдет тоже ненамного выше. По сути дела, я умышленно ограничиваю свой замах. Зрители, правда, редко награждают меня восторженными криками, но бросок получается точнее. Движение клюшки вперед для удара осуществляется так же, как при кистевом броске. Вес тела постепенно перемещается, и к тому моменту, когда крюк касается шайбы, он целиком приходится на выставленную вперед ногу, тогда как находящаяся сзади нога (у меня левая) опять повисает в воздухе. Как и в предыдущем случае, я регулирую высоту полета шайбы положением крюка в завершающей фазе. После броска я оказываюсь лицом к вратарю на широко расставленных ногах: я без труда могу продолжать игру.
За годы моей хоккейной карьеры у меня выработался так называемый «укороченный» щелчок. При нехватке времени все элементы щелчка выполнить надлежащим образом не возможно. «Укороченный» же щелчок, как подсказывает само название, выполняется быстрее. Я им пользуюсь, потому что люблю входить в зону соперника, чтобы попытаться прервать комбинацию, перехватить шайбу или просто подержать ее в чужой зоне. Вот пример: мы играем последний матч с «Нью-Йорк рейнджерс» на Кубок Стэнли 1972 года. В середине первого периода у точки вбрасывания слева от вратаря «Рейнджерс» Жиля Виллемюра завязывается борьба за шайбу. Вдруг благодаря усилиям моих партнеров по команде Джонни Бучика и Уэйна Кэшмена шайба отлетает к синей линии — прямо ко мне. Два соперника несутся в моем направлении. Ясно, что для выполнения щелчка или кистевого броска времени у меня не хватает. К тому же нападавшие на меня игроки, видимо, решили, что я просто пошлю шайбу вдоль борта в угол площадки. В такой ситуации лучше всего применить «укороченный» вариант щелчка. Он сводится, собственно говоря, к одному: как можно быстрее послать шайбу к воротам. Может быть, шайба застанет вратаря врасплох или кто-нибудь подправит ее в сетку. А может, один из моих партнеров добьет ее при отскоке. В выполнении этого броска участвуют практически одни руки. При замахе клюшка поднимается дюймов на восемнадцать, не выше. Я не стараюсь вложить в этот бросок всю свою силу, а стремлюсь как можно быстрее его выполнить. В той памятной встрече в Нью-Йорке посланная мной шайба пролетела и мимо столпившихся у ворот игроков, и мимо вратаря Виллемюра, не видевшего момент броска. Мы тогда победили со счетом 3:0 и завоевали Кубок.
Бросок подкидкой
Как и все хоккеисты, я пользуюсь этим броском, чтобы поднять шайбу и перекинуть ее через вратаря, когда нахожусь не дальше чем в десяти футах от ворот. Мой партнер по команде Джонни Бучик (Чиф) — большой мастер забрасывать шайбы именно этим способом. Чиф любит стоять у левого угла пятачка (справа от вратаря). В этой, точке он может: 1) принять пас из угла поля; 2) воспользоваться прострелом вдоль ворот; 3) бросить шайбу, отскочившую от вратаря. Как только шайба попадает к Чифу, вратарю остается только просить у него пощады. Чаще всего в этот момент вратарь либо растянулся в створе ворот, либо скользит ногами или руками вперед по пятачку. В подобной ситуации многие хоккеисты теряют самообладание и бросают шайбу прямо в распростертого вратаря. Но Бучик не таков. Джон, клюшка которого самая короткая в НХЛ, подцепляет шайбу на кончик крюка и спокойно перебрасывает ее в ворота через голкипера.
Выполняя подкидку, я тоже перевожу шайбу на кончик крюка, а затем резким движением кистей как бы подцепляю ее и поднимаю в воздух. Этот бросок — не сильный. Он требует высокого мастерства владения клюшкой и рассчитан на то, что вратарь либо лежит на льду, либо падает и не может оказать нападающему достойного сопротивления. Я помню встречу с «Рейнджерс» в 1970 году на розыгрыше Кубка Стэнли, когда я прорвался сквозь заслон нью-йоркских защитников и оказался в шести или восьми футах от ворот Эдди Джиакомина. Вратарь сделал шпагат на льду. Я слегка переместился влево на свободное пространство. Джиакомин щитком правой ноги, клюшкой и правой рукой перекрыл почти весь створ ворот, за исключением каких-нибудь шести дюймов под самой перекладиной. Так что задача состояла в том, чтобы послать шайбу именно в это незащищенное пространство, минуя ногу, клюшку и руку вратаря. Я подцепил шайбу, будто хотел поднять ее, и перекинул через Джиакомина в сетку ворот. Примени я другой бросок, Джиакомин наверняка защитил бы ворота.
Эта книга — типичный пример биографической прозы, и в ней нет ничего выдуманного. Это исповедь бывшего заключенного, 20 лет проведшего в самых жестоких украинских исправительных колониях, испытавшего самые страшные пытки. Но автор не сломался, он остался человечным и благородным, со своими понятиями о чести, достоинстве и справедливости. И книгу он написал прежде всего для того, чтобы рассказать, каким издевательствам подвергаются заключенные, прекратить пытки и привлечь виновных к ответственности.
Кшиштоф Занусси (род. в 1939 г.) — выдающийся польский режиссер, сценарист и писатель, лауреат многих кинофестивалей, обладатель многочисленных призов, среди которых — премия им. Параджанова «За вклад в мировой кинематограф» Ереванского международного кинофестиваля (2005). В издательстве «Фолио» увидели свет книги К. Занусси «Час помирати» (2013), «Стратегії життя, або Як з’їсти тістечко і далі його мати» (2015), «Страта двійника» (2016). «Императив. Беседы в Лясках» — это не только воспоминания выдающегося режиссера о жизни и творчестве, о людях, с которыми он встречался, о важнейших событиях, свидетелем которых он был.
Часто, когда мы изучаем историю и вообще хоть что-то узнаем о женщинах, которые в ней участвовали, их описывают как милых, приличных и скучных паинек. Такое ощущение, что они всю жизнь только и делают, что направляют свой грустный, но прекрасный взор на свое блестящее будущее. Но в этой книге паинек вы не найдете. 100 настоящих хулиганок, которые плевали на правила и мнение других людей и меняли мир. Некоторых из них вы уже наверняка знаете (но много чего о них не слышали), а другие пока не пробились в учебники по истории.
«Пазл Горенштейна», который собрал для нас Юрий Векслер, отвечает на многие вопросы о «Достоевском XX века» и оставляет мучительное желание читать Горенштейна и о Горенштейне еще. В этой книге впервые в России публикуются документы, связанные с творческими отношениями Горенштейна и Андрея Тарковского, полемика с Григорием Померанцем и несколько эссе, статьи Ефима Эткинда и других авторов, интервью Джону Глэду, Виктору Ерофееву и т.д. Кроме того, в книгу включены воспоминания самого Фридриха Горенштейна, а также мемуары Андрея Кончаловского, Марка Розовского, Паолы Волковой и многих других.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Это была сенсационная находка: в конце Второй мировой войны американский военный юрист Бенджамин Ференц обнаружил тщательно заархивированные подробные отчеты об убийствах, совершавшихся специальными командами – айнзацгруппами СС. Обнаруживший документы Бен Ференц стал главным обвинителем в судебном процессе в Нюрнберге, рассмотревшем самые массовые убийства в истории человечества. Представшим перед судом старшим офицерам СС были предъявлены обвинения в систематическом уничтожении более 1 млн человек, главным образом на оккупированной нацистами территории СССР.
Монография посвящена жизни берлинских семей среднего класса в 1933–1945 годы. Насколько семейная жизнь как «последняя крепость» испытала влияние национал-социализма, как нацистский режим стремился унифицировать и консолидировать общество, вторгнуться в самые приватные сферы человеческой жизни, почему современники считали свою жизнь «обычной», — на все эти вопросы автор дает ответы, основываясь прежде всего на первоисточниках: материалах берлинских архивов, воспоминаниях и интервью со старыми берлинцами.