Моя фронтовая лыжня - [3]

…Раннее утро. За окном в палисаднике возятся воробьи. Их беспечный щебет никак не гармонирует с моим подавленным настроением. Теперь, когда я полностью оказался не у дел, с особой остротой чувствую свою неприкаянность. Мой небольшой учительский коллектив полностью рассеялся. Даже в свою школу не могу зайти: там военные, для них я посторонний человек. К больничному городку имею косвенное отношение.

Прежде чем окончательно признать себя беженцем и покинуть Могилев, я решил еще раз заглянуть в военкомат. После 22 июня я уже дважды побывал там. С опухшими от бессонных ночей глазами военкоматчики принимали меня не очень-то любезно. Дескать, не мешайте работать! Ваше оружие сейчас — лопата. Придет время — вызовем.

В дорогу собрался налегке, как призывник. Рассчитывал, что гражданский костюм сменю на военную форму через каких-нибудь два-три дня. Взял деньги и самые необходимые документы, в том числе университетский диплом. Положил в портфель полбуханки хлеба и остатки сала, нож, вилку, ложку и алюминиевую кружку, пару белья, полотенце и бритву. В плаще-дождевике и в летних туфлях с брезентовым верхом, с учительским дерматиновым портфелем отправился в путь. В путь далекий и неведомый.

Очень скоро я стал сожалеть: не взял врачебного диплома жены, не отобрал из семейного альбома наиболее дорогие мне и Асе фотографии, не надел более надежную обувь. Жаль было и коллекции марок — памяти мальчишеских лет, и альбома с открытками, полученными от эсперантистов из многих стран мира, и скрипки, на которой я научился играть в Полоцком педучилище…

Впоследствии, когда мои странствия до призыва в армию растянулись на месяцы, я еще не раз упрекал себя за беспечность, непрактичность, за то, что отправился из Могилева со слишком легкой ношей. Дескать, если бы взял чемодан, то в него вошло бы и одно, и другое, и третье… В том числе надо было взять одеяло, простыню, еще хотя бы одну верхнюю рубашку… Стоило захватить и некоторые ценные вещи, скажем, отрез бостона на мужской костюм. Для обмена на продукты. Так многие дальновидные беженцы и поступали. Если, конечно, у них были для этого возможности и время…

Спустя годы я разобрался в причинах нашей относительной беззаботности. Имею в виду себя и Асю. Во-первых, накануне войны у нас еще не было детей. Ответственность за близких, особенно за детей, заставляет быть внимательным к повседневным бытовым нуждам. Во-вторых, в начальные дни войны мы еще не представляли себе масштабов обрушившихся на нас грозных событий. Уезжая в Гжатск, Ася оставила свой диплом в шкатулке, запрятанной в таком «надежном» месте, как платяной шкаф. В том же «надежном» месте я оставил выходной костюм и прочные кожаные ботинки. Автоматически сработал навык бережливости. Но, видимо, были и какие-то подспудные надежды: вернусь — и тогда все эти добротные вещи пригодятся. А сейчас трепать незачем.

Понадобилось немного времени, чтобы осмыслить размах катастрофы, вызванной иноземным нашествием. И я мысленно иронизировал над своими недавними наивными представлениями. До меня дошло, что и хитроумный французский замок на наружной двери, и ключи от платяного шкафа, спрятанные под половицей в кладовке, и надежные, честные соседи — все это эфемерно на фоне разыгравшейся военной стихии. И по мере того, как я постигал реальность смертельной опасности, угрожающей нашей стране, — и личные утраты, и личные жизненные планы занимали в моих мыслях все меньше и меньше места.

…Но пока я в Могилеве… Сворачиваю в знакомый комиссариатский переулок — и глазам своим не верю. Обычно военкомат осаждали сотни, если не тысячи людей. А сейчас во дворе чего-то ожидают несколько десятков мужчин. Закусывают, бреются, сушат носки и портянки, спят вповалку на соломе. Оказывается, военкомат уже эвакуировался в район Чаусов. Это в сорока километрах восточнее Могилева. Дежурный лейтенант комплектует из прибывающих самотеком запасников команды, назначает из них же самих старшего и направляет на восток. Хорошо, если находится попутная машина, а то большей частью — на своих двоих.

С очередной такой командой отправился на восток и я. Своего военкомата мы не нагнали: как раз в районе Чаусов немцы пытались замкнуть кольцо окружения и мы чуть было не попали им в лапы…

С этой командой, слабо сцементированной и постоянно тающей, я был связан в течение полутора месяцев — вторую половину июля и почти весь август. Избегая больших дорог, по которым уже рвались вперед фашистские танки, мы шли по проселкам и лесным тропам… Ехали на открытых платформах и опять шли… Ехали, облепив железнодорожные бензоцистерны, и опять шли, на пределе сил брели… Наконец удалось оторваться от стальной вражеской лавины.

В Унече из нашей команды призвали нескольких человек — врача, младших и средних командиров. Остальных отправили дальше, туда, где обстановка поспокойнее. В Унече, как и в других районах, вдруг оказавшихся прифронтовыми, военкомат не мог охватить, переварить массу призывников — и своих, и нахлынувших с запада.

В Брянске наша команда, порядком истаявшая в пути, хотя и не была призвана в армию, но все же получила конкретную задачу. Нас включили в охрану эшелона с оборудованием какого-то завода.