Моя двойная жизнь - [36]
И потому, за отсутствием большой аудитории, папаша Эли отыгрывался на нас. Всем нам доставалось на этих уроках. Папаша Эли обращался к нам на «ты». Мы были его вещью. И все — а нас было пятеро или шестеро, — все мы должны были взбираться на сцену. А он, стоя с черной палочкой в руках (зачем нужна была эта палочка?), приговаривал:
— Вперед, барышни, корпус откинуть назад, голову — вверх, носки ног — вытянуть, так… превосходно… Раз, два, три, пошли!
И мы шли: носки ног — вниз, голова — вверх, при этом приходилось скашивать глаза, чтобы видеть, куда поставить ногу. Так мы и вышагивали с торжественностью и благородством верблюдов.
Затем он учил нас выходить: с небрежным видом, с достоинством или в ярости. И надо было видеть этих юных дев, направлявшихся к двери неторопливым шагом, поспешно или горделиво, в зависимости от чувств, которым надлежало обуревать их.
Затем требовалось безмолвно выразить: «Довольно, сударь! Ступайте вон!», ибо папаша Эли не желал, чтобы при этом произносилось хотя бы одно слово, даже шепотом.
— Все должно заключаться во взгляде, в жесте, в позе, — твердил он.
И еще нам приходилось делать упражнение под названием «тарелка»; для этого нужно было сесть с величайшим достоинством или устало упасть в кресло; потом «тарелка» произносила: «Слушаю вас. Говорите, сударь!..» Ох уж эта «тарелка», сколько трудностей с ней было связано, сколько всего надо было вместить в нее: и желание узнать, и страх перед тем, что услышишь, и решимость прогнать, и стремление удержать… Ах, сколько слез стоила мне эта «тарелка»!.. Бедный папаша Эли! Я на него нисколько не сердилась, но всеми силами потом боролась, чтобы забыть то, чему он меня научил, ибо трудно себе представить что-либо бесполезнее его уроков манер.
Ведь каждое существо движется в соответствии со своими размерами. Чересчур высокие женщины шагают широко; стройные двигаются на восточный манер; слишком полные переваливаются, как утки; те, у кого короткие ноги, чуть-чуть прихрамывают; слишком маленькие — подпрыгивают, ну а дурочки ходят, как и полагается дурочкам. И ничего с этим не поделаешь.
Уроки манер в конце концов отменили, и правильно сделали. Жест должен отражать мысль, он гармоничен или глуп в зависимости от того, умен артист или нет.
В театре руки нужно иметь длинные, и лучше уж чересчур длинные, чем слишком короткие. Никогда, ни за что и никогда, артист с короткими руками не сможет сделать красивого жеста!
И сколько бы бедный Эли ни бился, показывая нам, как следует делать, мы выглядели бестолковыми и неловкими. А он, бедняга, был просто смешон! Да-да, до ужаса смешон!
Еще я занималась фехтованием. Эту идею внушила маме тетя Розина. Уроки фехтования раз в неделю вел знаменитый Пон. О, что за кошмарный человек этот Пон!.. Резкий, грубый, насмешливый — вот каким он был, этот выдающийся мастер, которому, конечно же, противно было давать уроки соплякам и соплячкам (по его собственным словам) вроде нас. Но был он небогат, и уроки эти, мне думается (хотя я и не берусь утверждать), придумал специально для него какой-нибудь высокий покровитель.
Шляпы он никогда не снимал — и это шокировало мадемуазель де Брабанде — и всегда держал во рту сигару, отчего кашляли и без того задыхавшиеся после бесконечных атак ученики.
Что за пытка — эти уроки!
Иногда он приводил с собой нескольких друзей, которые громко смеялись над нашими промахами, что привело однажды к скандалу: один из этих веселых наблюдателей позволил себе слишком уж наглое замечание в адрес ученика по имени Шатлен, тот живо обернулся и влепил любителю фехтования пощечину. Началась потасовка, во время которой Пону, посчитавшему нужным вмешаться, самому досталась пара пощечин. Это наделало много шума. И с того дня присутствие на уроках посторонних было запрещено.
Я добилась у матери разрешения не посещать больше уроки фехтования. Для меня это было большим облегчением.
Из всех занятий мне больше всего нравились уроки Ренье. Он был ласков и очень воспитан и учил нас говорить «правдиво».
И все-таки своими познаниями я обязана разностороннему обучению, которому отдавалась с истовым благоговением.
Прово проповедовал величавую игру, учил нас речи возвышенной, но сдержанной. А главное, требовал широты жестов и звучности голоса.
Бовалле, на мой взгляд, ничему хорошему не учил. У него был глубокий, волнующий голос, но ведь он не мог поделиться им с другими, это был восхитительный инструмент, но таланта ему он не прибавлял. Двигался Бовалле неловко, руки у него были слишком короткие, а голова весьма заурядная. Я терпеть не могла этого преподавателя.
Сансон был полной его противоположностью. Голос слабый и пронзительный, благородство не врожденное, но корректность безупречная. Его методом была простота.
Прово призывал к широте. Сансон — к правдивости, его в первую очередь заботили концовки. Он не выносил, когда комкали фразы. Коклен[19], бывший, мне думается, учеником Ренье, с большими церемониями говорит о Сансоне, умалчивая о своем первом учителе.
Что же касается меня, то я прекрасно помню всех трех своих учителей, как будто слышала их вчера.
Военно-исторический очерк о боевом пути 10-й гвардейской истребительной авиационной дивизии в годы Великой Отечественной войны. Соединение покрыло себя неувядаемой славой в боях под Сталинградом, на Кубани и Курской дуге, в небе над Киевом, Краковом и Прагой.
Чингиз Торекулович Айтматов — писатель, ставший классиком ещё при жизни. Одинаково хорошо зная русский и киргизский языки, он оба считал родными, отличаясь уникальным талантом — универсализмом писательского слога. Изведав и хвалу, и хулу, в годы зенита своей славы Айтматов воспринимался как жемчужина в короне огромной многонациональной советской державы. Он оставил своим читателям уникальное наследие, и его ещё долго будут вспоминать как пример истинной приверженности общечеловеческим ценностям.
Для нескольких поколений россиян существовал лишь один Бриннер – Юл, звезда Голливуда, Король Сиама, Дмитрий Карамазов, Тарас Бульба и вожак Великолепной Семерки. Многие дальневосточники знают еще одного Бринера – Жюля, промышленника, застройщика, одного из отцов Владивостока и основателя Дальнегорска. Эта книга впервые знакомит нас с более чем полуторавековой одиссеей четырех поколений Бриннеров – Жюля, Бориса, Юла и Рока, – и с историей империй, которые каждый из них так или иначе пытался выстроить.
Вячеслав Манучаров – заслуженный артист Российской Федерации, актер театра и кино, педагог, а также неизменный ведущий YouTube-шоу «Эмпатия Манучи». Книга Вячеслава – это его личная и откровенная история о себе, о программе «Эмпатия Манучи» и, конечно же, о ее героях – звездах отечественного кинотеатра и шоу-бизнеса. Книга, где каждый гость снимает маску публичности, открывая подробности своей истории человека, фигура которого стоит за успехом и признанием. В книге также вы найдете историю создания программы, секреты съемок и материалы, не вошедшие в эфир. На страницах вас ждет магия. Магия эмпатии Манучи. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Книга известного литературоведа, доктора филологических наук Бориса Соколова раскрывает тайны четырех самых великих романов Федора Достоевского – «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы» и «Братья Карамазовы». По всем этим книгам не раз снимались художественные фильмы и сериалы, многие из которых вошли в сокровищницу мирового киноискусства, они с успехом инсценировались во многих театрах мира. Каково было истинное происхождение рода Достоевских? Каким был путь Достоевского к Богу и как это отразилось в его романах? Как личные душевные переживания писателя отразились в его произведениях? Кто был прототипами революционных «бесов»? Что роднит Николая Ставрогина с былинным богатырем? Каким образом повлиял на Достоевского скандально известный маркиз де Сад? Какая поэма послужила источником знаменитой легенды о «Великом инквизиторе»? Какой должна была быть судьба героев «Братьев Карамазовых» в так и ненаписанном Федором Михайловичем втором томе романа? На эти и другие вопросы о жизни и творчестве Достоевского читатель найдет ответы в этой книге.
Большинство книг, статей и документальных фильмов, посвященных панку, рассказывают о его расцвете в 70-х годах – и мало кто рассказывает о его возрождении в 90-х. Иэн Уинвуд впервые подробно описывает изменения в музыкальной культуре того времени, отошедшей от гранжа к тому, что панки первого поколения называют пост-панком, нью-вейвом – вообще чем угодно, только не настоящей панк-музыкой. Под обложкой этой книги собраны свидетельства ключевых участников этого движения 90-х: Green Day, The Offspring, NOF X, Rancid, Bad Religion, Social Distortion и других групп.
Вторую часть книги о Жозефине Андре Кастело назвал «Императрица, королева, герцогиня». Этот период ее жизни начинается счастливой порой — Жозефина получает в подарок Империю. Но очень скоро окажется, что «трон делает несчастным»: Наполеон расстается с той, без которой прежде не мог прожить и дня, блистательную императрицу станут называть «бедная Жозефина!..». Такова судьба женщины, «прекрасной в радости и в печали». Счастливой была та судьба или неудавшейся — судить читателю.Из писем Наполеона к Жозефине:«У меня не было дня, когда бы я не думал о тебе.
О Гертруде Зелле Мак-Леод, которая известна широкой публике под псевдонимом Мата Хари, мы знаем лишь три бесспорных факта: она жила, танцевала и умерла. Имя ее стало легендой XX века — «знаменитая шпионка и роковая обольстительница».Лейле Вертенбейкер удалось вернуть героине человеческие черты и объяснить ускользающее от определения бессмертие этого образа. Повествование, сотканное из страстей, предательства, клеветы, проникнуто сочувствием к героине и ведется от лица трех ее современников.
В ряду многих страниц, посвященных эпохе Наполеона, «Жозефина» Андре Кастело, бесспорно, явление примечательное. Прилежно изучив труды ученых, мемуары и письма современников и не отступая от исторических фактов, Андре Кастело увлекательно и во многом по-новому рассказывает о судьбе «несравненной Жозефины», «первой дамы Империи». Повествование первой части «Жозефины» (1964) — «Виконтесса, гражданка, генеральша» — начинается временем, «когда Жозефину звали Роза»: о том, что она станет императрицей, история еще не догадывалась.