Моя душа состоялась. Дневник Алены - [24]

Такими наглыми сравнениями я ничуть не хочу умалить гений и заслуги Пушкина, просто хочу понять разницу мировидений.

Небо в сути своей всегда грустное. Лермонтов – певец Неба. Он проживает свои дни вне жизни, там, где время движется намного быстрее. Он прогорает. За каждого поэта отвечают силы небесные или силы (духи) Земли. Одни других не хуже и не лучше. Они разные. Претензий быть не может. Небо помогает не многим, дает силы, любовь, но забирает, потихоньку вытягивает душу. Медленно, болезненно. Почему такие поэты часто уходят молодыми? Раньше из земной оболочки вырывается к чужому неведомому или истинно родному, близкому душа. Духовных сил, внутреннего уже не остается, чтобы жить дальше. Он все увидел на Земле, она ему мала, презренна. Жизнь прогорела, не успев вступить в полосу зрелости. А все равно, как хочется жить! Какая огромная пропасть между состарившейся душой и молодым здоровым телом! Из-за этого накала интенсивности страстей в сердце – усталость, опыт, боль, страдание и Боги, желание, желание жить, любить еще и еще! Но Небо сейчас беспощадно! Оно мягко, но настойчиво опять напоминает о себе. И в один прекрасный день, смотрясь в него зачарованными глазами, делает поэт ему навстречу шаг. Какая разница: дуэль, самоубийство или что-то другое. Дальше здесь – не хватит души. Не хватит сердца бить на куски, отдавая этой прекрасной, любимой, единственной Земле. «Поэты умирают в небесах».

31.05. Неважно, с какой строчки начинается стихотворение. Главное, чтобы все оно было – единая гармония смысла, звуков и души.

Но окончание очень важно. Оно вбирает в себя по капле, вздоху из всех предшествующих строчек. Окончание – не многоточие, а выход в новые пространства души.

21.06. Все. Школа позади. Уже с вчерашнего вечера прошел день, а мне нет освобождения. Так странно грустно и одиноко. Я ощущаю свою ненужность, чуждость миру и людям. Это, видимо, большей частью от самолюбия. Но сейчас мне от этого не легче. А что если я – пустоцвет? Ошибка судьбы? Все, о чем я мечтала, глупо и безосновательно? Да, есть определенные способности и склонности, ну и что?…

Я чувствую вину перед своим классом. Это никому не нужно и может показаться странным, но так и есть. Я чувствую ответственность перед ними. Они, поверили в мою особенность, они ждут от меня во всей моей жизни того, что хотели бы видеть в талантливой однокласснице. У меня сейчас – кризис. Я который раз ломаюсь. Но сейчас особенно больно, даже тошно, потому что я разбираю свою душу по крохам, заглядываю в самую глубь себя, извлекаю неприятные черты. Это самобичевание? Критический анализ себя со стороны? Это невыносимо тоскливо и душно.

Я ответственна перед ними. О себе уж не говорю. Я дала им повод (надежду) поверить в себя. Конечно же, многие из них так ясно не формулируют для себя все то, о чем я сейчас говорю. Это расплывчато, на уровне интуиции. Так-то им нет никакого дела до меня. Но где-то очень глубоко это ощущение, это отношение особое ко мне сохраняется и остается. В меня верят мама, учителя.

Я в себя не верю. Мне больно. Когда я наедине с собой, я вправе сама решать те или иные проблемы, касающиеся меня, но сейчас, когда к этому так или иначе, но причастны другие люди, я не могу, я пасую. Немного сложнее ситуация, и я уже сдаюсь. Это грустно. Я выворачиваю себя наизнанку и будоражу себя обвинениями и упреками, но эта тяжесть не проходит, и я не вижу выхода из этого состояния, которое длится с начала недели.

Мне кажется, я люблю всех моих одноклассников. Всех по-своему и всех вместе. Странное чувство вины, почему-то жалости и добросердечия. Всем, даже тем, кто все-таки меня не понимает (даже больше – не выносит), я благодарна за то, что они такие есть. Неповторимые, плохие и хорошие. А я все равно вне всех их. Я остаюсь снова одна. И я знаю: это – моя судьба. Быть одной. Это совсем не значит одинокой. Но это значит – быть вне всех.

26.06. Даже если эта страшная болезнь – во мне, и я обречена, когда кажется, Небо выбрасывается из окна и в моих глазах вязнет. Но откровенная строчка и вечный Вокзал, грусть старого трамвая мою душу сохранят, полюбят и спасут. И судьба отчается. Да, она не оставит моего голоса, хрупких рук и морских глаз, но она задумается и, печальная, возвратит меня и не один раз на эту любимую в своем одиночестве планету, и я вернусь, я обещаю.

Да, мне сейчас легче думать о смерти. Ведь, если обречена, бесполезно плакать и жаловаться. Это безобразно и отталкивающе – умереть от этой болезни, умереть молодой. Но каждому – своя судьба. Это дается свыше.

Я очень люблю жизнь, планету мою, людей, мне близких и любимых, очень хочу остаться, но если это невозможно, надо жить, до конца оставаясь человеком, уважающим себя, гордым и достойным.

Опять все болит, а я еще чувствую себя такой сильной, стройной, симпатичной, так хочу нравиться, быть любимой, блистать, работать, такое несоответствие духа и тела! Но я знаю – не дано. Я – больна. Ветер, занавеска от ветра такая одухотворенная, если бы я знала ее язык, я бы смогла (я уверена) услышать стихи, которые она шелестит. Небо, бесконечное мое, и облака-храмы и я так близко чувствую вашу боль и радость. Так вас люблю.