Моя драгоценная гнома - [8]

Волосы ее блестели, как золотая река, а лицо казалось необыкновенно нежным, но вовсе не бледным. Зеленые камни придали зеленоватый отблеск прозрачным глазам, красные и желтые камни подарили коже сияние.

Но больше всего меня порадовала улыбка новой Лионели — счастливая, горделиво-стыдливая. «Смотрите, — говорила она теперь, — смотрите и любуйтесь. Пусть я не буду блистать, но я сияю».

Появление ее произвело впечатление на многих гостей. Я видела, что к девушке подходили дамы и не стесняясь разглядывали сетку, трогали камни, заставляя эльфийку поворачивать голову. Когда заиграла музыка, Лионель была приглашена на танец одной из первых. Я сидела на балконе, глядя на все это сверху, и чувствовала себя настоящим демиургом, творцом судеб. В тот момент я была такой счастливой, словно сама кружилась в танце на мозаичном полу, улыбаясь кавалеру.

Но после третьего танца победно прозвучали фанфары и появились дочери графини — леди Белладонна и леди Розалинда.

Нет, бедняжке Лионели не стоило даже думать, чтобы сравниться с ними.

Сейчас я видела их совсем близко, и впитывала их красоту, как губка воду.

Какие совершенные черты, какая бесподобная грация! Как милосердна и в то же время жестока природа, способная создавать такое совершенство!

Я умирала от восхищения и даже не чувствовала зависти, потому что невозможно завидовать, скажем, луне или солнцу. А красота сестер была именно такой — красотой стихии, но никак не красотой живых существ.

Пусть будет благословенна госпожа Дафна, предоставившая мне возможность посмотреть на все это.

Фанфары пропели снова, и гости поспешно разошлись, оставляя середину зала свободной. Наверное, приехали те самые важные гости, о которых говорила госпожа камеристка.

Распорядитель, державший в руке посох с бубенчиками, вышел на середину зала, трижды встряхнул посох, и провозгласил, растягивая слова:

— Его высочество принц Дагобер!

Эльфы склонились в поклоне, а его высочество вошел в зал, выступая в сопровождении слуг в златотканых камзолах.

Я узнала слуг раньше, чем самого принца, потому что теперь на нем не было заплатанных штанов и поношенного плаща. Камзол его был сшит из золотистой парчи, а плащ был коротким, из алого шелка, горящего, как пламя.

Но ярче, чем парча и вышивка на одеждах слуг, золотились волосы принца. Теперь капюшон не скрывал их, и можно было любоваться этим великолепием беспрепятственно. И даже имя ему подходило, как парчовый наряд. Дагобер — сияющий, как день.

Принц. Наследник. Почти король.

Прежние король и королева безвременно почили лет пятнадцать назад, и после этого регентом при принце стал его дядя — герцог Асгобер. Именно при нем и стали притеснять гномов и людей, и даже для орков сделали резервации, выслав их всех до единого из городов. Несмотря на жестокие законы, герцог баловал и души не чаял в племяннике. Каждый указ от имени герцога начинался с пожеланий долгих лет наследнику и молитвам к небесам, чтобы дали сил до коронации принца сохранить и преумножить богатства короны. Но судя по всему, наследник не спешил принимать корону. Ему было уже около двадцати пяти, а он до сих пор не обзавелся семьей. Да и зачем ему жена, если он с таким интересом заглядывается на каждую юбку в провинциальном городе?

Я убеждала себя, что принц Дагобер не заслуживает внимания — пустой, легкомысленный, напыщенный тип, вот он кто. Но помимо воли следила за ним взглядом. Потому что на него невозможно было не смотреть — он приковал к своей персоне внимание всех.

Вдовствующая графиня перво-наперво представила принцу своих дочерей.

Наивный торговец предлагал встретить зарю на площади, чтобы полюбоваться на Алую и Белую розу. К чему? Вот они — склонились перед принцем в поклоне, смотрят на него с улыбкой, и он может оценить их красоту вблизи, не толкаясь локтями.

Он ведь хотел увидеть первую красавицу города? Получите сразу двух, господин эльфийский принц!

Принц Дагобер подал руки юным леди и повел их к столу.

Эти трое казались мне самыми совершенными существами на свете. И смотреть на них было то же самое, что петь на заре.

Первый танец принц танцевал с леди Белладонной, а второй — с леди Розалиндой, не пожелав обидеть никого и не выказывая явного предпочтения никому. Его красивое лицо было бесстрастным, и насколько я могла слышать со своего балкончика, говорил он лишь вежливые банальности.

Так и есть — крепкая скорлупка, а внутри труха.

Я фыркнула, хотя никто не мог меня услышать.

Когда принц отправился в сопровождении слуг на балкон — полюбоваться фейерверком и освежиться, под мой балкончик пришли дочери графини с подругами. Под балкончиком стояли серебряные кадки с восточными растениями — странные деревья с разлапистыми листьями. Эльфийки расположились под их сенью и начали безжалостно сплетничать — совсем как гномы или люди на городских праздниках! Раскрыв рот, я слушала, как высшие существа язвили по поводу того, что Катриль потолстела, а у Эсмель совсем никудышное платье — этот цвет ей не идет, как и не идет Мирре, Сюлене и…

Алая и Белая роза сидели здесь же и улыбались загадочно, слушая сплетниц. Но вот леди Белладонна поманила пальчиком эльфийку Лионель, и та подошла, присев на скамеечку, любезно подставленную ей слугами.