Моя деревня - [16]
Голоса. Да ты аккуратнее, аккуратнее ровняй!
— Вот так! Еще немного. И вот тут ближе к кромке!
— Самохин! Давай не жди, накатывай!
— Уберите ограждение! Я сейчас всю последнюю полоску пройду!
Показался силуэт грузовика. Яркие фары светят с третьего плана прямо в зал. Люди заволновались, закричали.
— Куды ж ты прешь-то! Ты не видишь, что ли?
— Сворачивай на обочину, на обочину!
— Да ты подай сначала назад, а уж потом сворачивай!
— Чего это вы сразу все набросились? Ограждение надо ставить!
— А чего тебе еще надоть?!
— Знак надо поставить «дорожные работы», «объезд»…
— Ты учи ученого, а сам…
— Я этой дорогой к станции попаду?
— Попадешь, попадешь!
— Давай двигай веселее.
Слышно по урчащему мотору, как машина отъехала назад. Теперь отчетливее стал слышен гул мотора катка. А когда его пыхтение удалится, где-то в стороне, приближаясь и нарастая, будет слышен гул мотора грузовика.
— А чего это вы по ночам работать надумали?
— План, милок, план.
— Начальство ожидается, вот и…
— Разговорчики!
— Потемкинские деревни!
— А ты проезжай, пока тебя пропускают, а то в объезд пойдешь, крючок километров в тридцать!
— Виноват, виноват! Молчу… показушники!
И, взревев мотором, машина под присвист и улюлюканье удаляется. Все ярче разгорается свет на небе. Все тусклее горит фонарь. К Николаю Амвросиевичу подходит Ч е ч е т к и н.
Ч е ч е т к и н. Среди ночи, в воскресенье, прямо как по тревоге подняли.
Н и к о л а й А м в р о с и е в и ч. Так ведь для вас же стараемся.
Ч е ч е т к и н. Ну к чему эта паника? Ведь мы хорошо укатали обочинную дорогу. Насыпь колхозники своими руками сделали…
Ф и л я. Мы просто слово крепко держим.
Р а б о ч и й. Это, председатель, всё красивые слова! А по правде-то — начальства они ждут.
Н и к о л а й А м в р о с и е в и ч. Вы шли бы себе своей дорогой, товарищ.
Р а б о ч и й. А куда мне иттить, ежели вот он, мой дом.
Ч е ч е т к и н. Действительно руководство приедет?
Н и к о л а й А м в р о с и е в и ч. Да еще ничего не известно… Может быть, в понедельник Александр Феодосьевич пожелает взглянуть на строительство комплекса…
Появляется Р о д и о н о в. Он слышал последние слова Николая Амвросиевича.
Р о д и о н о в. На развалины Карфагена ему посмотреть захотелось. Доброе утро.
Ему ответили. Он поздоровался за руку со всеми.
Н и к о л а й А м в р о с и е в и ч. Вы все шутите, Алексей Петрович?
Р о д и о н о в. Нет уж! Мне сегодня не до шуток! Всю ночь сидел за машинкой и не мог понять: откуда нарастает гул? Потом усталость сморила, а тут пальба началась! Боже мой! Да что это за стрельба! А это трактора-катки запускаются. Вот и пришел глянуть, у кого тут такая срочность возникла.
Н и к о л а й А м в р о с и е в и ч. Мы со строителями решили одним ударом добить эту дорогу, чтоб потом уж не отвлекаться от самого комплекса.
Р о д и о н о в. Да что же это вы вдруг так заспешили?
Ч е ч е т к и н. То все ни шатко ни валко, а тут аврал!
Р а б о ч и й. Чудаки вы, люди! Видно, горчичники им кой-куды примостили! Вот они и забегали!
Н и к о л а й А м в р о с и е в и ч. Пустая болтовня! (Обиженный, отходит в сторону.)
На первом плане Чечеткин негромко говорит с Родионовым.
Р о д и о н о в. Вот видите! Я вам говорил, что эта показуха просто так не кончится.
Ч е ч е т к и н. Да если б вы не вмешивались…
Р о д и о н о в. А что? Я вам что-то испортил?
Ч е ч е т к и н. Ну, кто ж об этом говорит? Наоборот. С верха-то и пошла раскрутка. Мне бы теперь только держать этих строителей в состоянии постоянной боевой готовности. Чтоб и всю территорию комплекса заасфальтировали и чтобы очистные сооружения и кормоцех…
Р о д и о н о в. Ну, может быть, за все сразу не следует хвататься…
Ч е ч е т к и н. Именно за все сразу. Ведь мы же создаем истинно передовое, а не дутое хозяйство. И своего друга прораба Филю я изучил. Если его за пределы колхоза выпустишь на день — два месяца не увидишь. Именно все сразу. Только вот что я думаю, Алексей Петрович… Что-то где-то произошло. Ей-богу! Ну не может Николай Амвросиевич так, без особой нужды, мобилизовать всех строителей и аврально доделывать дорогу! Не может!
Р о д и о н о в. Я, кажется, знаю. Я тут говорил с одним очень высокопоставленным товарищем. Зовут его Савелий Илларионович. Не хотел жаловаться, но вышло как-то вот так, что я ему все ваши беды словно бы от себя и колхозников высказал. Ничего он мне не ответил, но я понял, что он взволновался. Сильно взволновался.
Ч е ч е т к и н. Ну вот вам и разгадка. Народ все знает. От него ничего не утаишь. И если люди говорят, что начальство к нам собирается, — значит, надо ждать перемен.
В легких летних шортах мимо идет г р у п п а м о л о д е ж и. Среди них и М а ш е н ь к а, повисшая на руке своего жениха.
Машенька! Ну, как устроились?
М а ш е н ь к а. Спасибо, все в порядке. Вот по грибы пошли. Говорят, слой летних опят пошел. У нас их не берут, гадючками называют, а вот Толик меня обсмеял. Говорит, что эти гадючки… Толь, как ты про них сказал? О! Вспомнила! Деликатес!
Ч е ч е т к и н. Что же вы всех механизаторов в лес уводите?
М а ш е н ь к а. А у нас свадебный отпуск — три дня. И уборка еще не начиналась.