Моя-чужая - [50]

Все нервничали, потому что приходилось ждать неизвестно кого. Юрист молчал, хоть Кирилл и намеревался выбить из него информацию. Но Модестович тщательно избегал смотреть на Погодина, как и оставаться с ним наедине. Он лишь обмолвился, что должен прийти новый акционер компании. Кириллу было любопытно, потому что он знал: Крутов отдыхает в психушке за границей, а Костромин то ли в тюрьме, то ли в бегах. В общем, они — не конкуренты. Хотя Погодин ожидал, что Крутов будет бороться. Но он оказался слабее, чем Кирилл предполагал. Это расстраивало, хотелось хорошей игры. Но видать не судьба.

От мыслей его отвлекли голоса за дверью, заискивание секретарши. Какая-то неразбериха. Юрист поднялся, готовый выйти. Но в эту минуту дверь распахнулась и в конференц-зал вошла эффектная блондинка. Деловой костюм, строгое каре, броский макияж и цепкий взгляд. Кирилл замер, встретившись с ее пронзительными синими глазами хищницы. Юрист напрягся, но остался стоять. Она улыбнулась всем сразу, кивнула Михаилу Модестовичу и прошла к единственному свободному месту в зале — креслу гендиректора.

Погодин не верил собственным глазам. Прямо перед ним сидела та самая сумасшедшая из парка. Он ощутил, как волна желания растеклась по венам и пульс зашкалил до запредельных цифр.

Леди смерила его насмешливым взглядом и больше не смотрела на него, словно он враз стал пустым местом.

— Добрый день, дамы и господа, — заговорила низким, с сильным французским акцентом, голосом. По коже Кирилла рассыпались мурашки. Он передернул плечами. — Меня зовут Катрина де Лакруа. С этого дня я представляю интересы месье Крутова в этой компании.

Легким движением она положила на стол перед юристом папку с документами. Михаил Модестович углубился в чтение, а Кирилл не сводил глаз с блондинки. Катрина, значит. Красивое имя. Сладкое. Он усмехнулся, поймав себя на мысли, что представляет ее голой, пьющей утренний кофе на его кухне после жаркой бессонной ночи. Стало жарко. Кирилл слегка ослабил галстук. А Катрина тем временем раздавала указания начальникам отделов, с легкостью и профессионализмом отвечала на все вопросы. Была вежлива, холодна и цинична. Потому что в один момент уволила всех, кто посмел сказать слово против, сняла с ведущих должностей прежних сотрудников, заменив своими кадрами. И все это — Кирилл глянул на часы — за сорок две минуты ее присутствия в компании. Лихо, однако. Завораживающе. И ему вдруг захотелось оценить, как она поведет себя с ним наедине. Он хотел ее. Но не банально трахнуть, а разгадать ее, узнать ее секреты, таящиеся в небесно-синих глазах. И это пугало и возбуждало одновременно.

— Что-то еще, месье Погодин?

Значит, и о нем справки навела, потому что Кирилл не помнил, чтобы их знакомили. Подготовилась, значит. Это хорошо. Понимает, кто он. И наверняка подозревает, чего может захотеть. Переманить ее на свою сторону, конечно, дело хорошее, но не первостепенное.

— Месье Погодин? — она развернулась к нему. Верхняя пуговка блузки расстегнута, открывая тонкую цепочку, золотом стекающую в ложбинку между грудей. Захотелось увидеть, что же там прячется. Что носит на шее эта француженка. Грудь красивая, небольшая, а кожа белоснежная. На алых губах полуулыбка. В глазах интерес и шальной блеск. Ох, Кирилл чувствовал, что эта Катрина до добра не доведет. Слишком неоднозначные чувства она вызывала в нем.

— Что вас связывает с Артемом Крутовым?

Она в удивлении приподняла бровь, откинулась на спинку кресла. Белые волосы слегка разметались, и Кирилл заметил тонкие шрамы ниже скулы, тщательно затонированые гримом, но все же заметные, если внимательно смотреть. Она перехватила его взгляд и поспешно поправила волосы, скрывая шрамы. На запястье снова белесые шрамы, как от ожога. Странно, что он их не заметил сразу. В затылке заныло старой болью. Он понимал, что значат эти шрамы. Сам такие носил. Когда мать отдавала пятилетнего Кирилла отчиму на «воспитание». Он мог делать с ним все, что угодно. Бить, тушить сигареты и даже насиловать. А мать закрывала глаза на «невинные шалости» отчима. Пока в один прекрасный день он не зарезал собственную мать. Отчима посадили, а Кирилла отправили в детдом. Вот только и там ничего не изменилось…

Воспоминания так некстати всплыли в памяти, что Кирилл сжал кулаки.

«Кто же ты такая, леди, что заставила всплыть наружу все это дерьмо?» — так и рвалось с языка. Но Катрина опередила его.

— Хотите пригласить на свидание? — и на вопрос не ответила. Впрочем, и неважно. Она читала его мысли и совпадала с ним во всем, даже в похожем прошлом.

— Хочу, — хрипло ответил Кирилл и откашлялся.

Она усмехнулась, смерив его внимательным взглядом.

— И почему я должна согласиться? — она придвинулась ближе. Она играла с ним — Кирилл видел, как загорелись ее глаза после его ответа.

Терпкий аромат дурманил, не давал нормально дышать. И что странно, но Кириллу это нравилось. Как и ее неидеальное, с маленьким шрамом над бровью, лицом. Погодин медленно провел по нему подушечкой большого пальца. Она резко отпрянула, закусив губу. Встала. А Кирилл вдруг все про нее понял. Про деспота-отчима, которому нравилось избивать маленькую хрупкую падчерицу, добиваясь послушания. И про мать, закрывающую глаза на страдания дочери. И ее слезы в синих глазах, ее боль, исказившая лицо, лишь подтверждали его правоту.