Моя Чалдонка - [39]
Внизу, у крыльца аммоналки, послышались голоса. Скрипнула дверь. Сначала гулко, потом приглушенней отдались тяжелые мужские шаги. Люди прошли в глубь здания, к решетчатому окну. Голоса зазвучали невнятно.
Дима тихо скользнул к вентиляционной трубе и прижался к ней ухом. То же сделал Володя. Веня, как замер с первого слова Пуртова, так и остался сидеть на своем свертке. Он-то уж знал, чьи шаги доносятся снизу!
Через трубу можно было услышать почти каждое слово пришельцев, будто они совсем рядышком.
— Темень-то какая, — говорил один, — где же тут их найти?
— Найдем, не бойся, — ответил другой голос — басистый, густой. — Куда они денутся? Не убегут, брат, от нас!
Это был голос дяди Яши.
Дима схватил Володю за руку и крепко сжал: не было никакого сомнения — это искали их, это пришли за ними.
— Где вы там? — плачущим шепотом спросил из своего угла Отмахов. — Володя, Дима!
— Тихо! — с яростью сказал Дима. — Выходите! Первый Веня, второй Володя, третий я.
— Веревкой придется связывать. Скопом и потащим, — снова произнес дядя Яша.
— Верно, покрепче увяжем, чтоб не растерять, — ответил первый голос.
— Пропали! Перевяжут нас всех! — шепнул Дима. — Беги, Веня!
Отмахов метнулся к отверстию.
— Погоди! Веня, вернись! — громко шепнул Дима.
Отмахов застыл у лазейки.
— Вернись!
Дима и Володя вновь прижались к вентиляционной трубе.
«С чем это они там возятся?»
Внизу загрохотало: падали тяжелые плахи — одна, вторая, третья. Удары гулко отдавались в ушах. Здание аммоналки пошатывалось. Снизу доносилось пыхтенье, возня, шарканье. Затем басистый голос сказал:
— Покрепче захватывай! Ох, мать моя, как бы не надорваться!
— Одни не справимся, и носить далеко. Придется подмогу брать. Ну, давай. Забрасывай на плечо.
Внизу затопали, закряхтели.
— Стеллажи уносят, — сказал Дима. — Ох, и напугали! Да вы потише, погодите радоваться!
Вновь скрипнула входная дверь.
— Полегче, полегче, — говорил дядя Яша, — неровен час, слетишь. Ступеньки-то пообломаны.
Голоса стихли. Дима молча вернулся в угол.
Снова у подножия Аммональной зашумела машина. Она затарахтела в направлении поселка.
— Уехали, — сказал Веня. — Может, вернутся еще?
— Что это они вдруг аммоналкой занялись? — Дима осветил лица товарищей фонариком. — Так они и до чердака доберутся. Что тогда будет? Давайте, ребята, через воскресенье, — предложил Дима. — В первое воскресенье — по дрова, а во второе — махнем. Скажем, что в сопки уйдем на целый день, а сами утречком — к эшелону и не к разъезду, а через висячий мостик — на Артеушки. Дольше идти, да вернее: там все поезда останавливаются. Поняли? А сейчас — по домам!
Снова на чердак ворвалось снежное облако, ветер стукнул вершинами сосен о деревянные косые скаты. Сверкнул луч фонарика. Три маленькие фигурки скользнули гуськом в отверстие. Дима, выходя последним, прикрыл лазейку доской. Забрякала тяжелая проволока громоотвода, закачалась, стуча о бревна старой аммоналки. Кто-то тихонько свистнул. Желтый кружок фонарика промелькнул меж деревьями. Зазвенела мерзлая земля под быстрыми детскими ногами.
По-прежнему тихо в старой, заброшенной аммоналке.
20
В воскресенье чуть свет Пуртов с товарищами прибежал в школу. Долго упрашивали мальчики Елену Сергеевну доверить им телегу и лошадь.
— Лошадь-то хорошая, вожжистая, да вы-то с норовом. Как покалечите Рыжуху, тогда что? А если сами не убережетесь? С меня спрос!
— Будто в первый раз, — говорил Володя. — Дрова-то кто летом навозил? Мы!
— Я могу зиму промерзнуть, — убеждал Веня, дядю Яшу жаль.
— Знаете, с какого боку подойти! — сказала техничка. — Струмент-то есть?
— Есть, — ответил Дима, — и пила и топор.
— Если что стрясется, уж лучше на глаза не показывайтесь!
Но ничего не стряслось — не считать же за событие короткий спор из-за кучерского места! Решили, что раз будут три поездки, то все будут править Рыжухой по очереди, а Веня, конечно, выплакал кучерство в первую поездку, и, едва запрягли лошадь, он уже сидел на передке, нетерпеливо перебирая вожжами. Рыжуха, маленькая, мухортая лошадка, испуганно косила глаз на кнут с желтым узким ремешком и помахивала длинной и пустой метелкой хвоста.
— Но-о!
Бродом, мимо Тополиного острова, выехали они за Урюм, в тайгу.
Первый воз привезли после полудня.
Разгружая в ограде пахнущие морозцем и грибами лесины, мальчики не заметили, как появилась у калитки Лиза Родионова в своей вязаной шапочке с помпоном, в вязаной серой кофточке. Она высмотрела в окно, что мальчишки возятся в ограде у дяди Яши. От Лизы ни у кого не должно быть секретов. Всюду она сует свой нос. Вот и сейчас, запрятав руки в карманчики кофты, она прислушивалась к разговору мальчиков.
— Кубометра два будет, а, Дима? — подсчитывал Веня. Обняв тонкий березовый ствол, он волочил его к заплоту. — А может, и все три!
— Еще два раза съездим и хватит! — ответил Дима. — Давай, Володя, эту листвянку вдвоем сбросим.
— Еще бы кубов пять — тогда бы как раз до весны.
— А до той осени не хочешь? — засмеялся Володя. — Хитрый ты, Венька!
— Нет уж, — сказал Дима, — и так воскресенье пропустили!
«Пропустили воскресенье? Как это… пропустили? Ох, что-то затеяли!»
Что знаем мы о российских купеческих династиях? Не так уж много. А о купечестве в Сибири? И того меньше. А ведь богатство России прирастало именно Сибирью, ее грандиозными запасами леса, пушнины, золота, серебра… Роман известного сибирского писателя Оскара Хавкина посвящен истории Торгового дома братьев Бутиных, купцов первой гильдии, промышленников и первопроходцев. Директором Торгового дома был младший из братьев, Михаил Бутин, человек разносторонне образованный, уверенный, что «истинная коммерция должна нести человечеству благо и всемерное улучшение человеческих условий».
Почему зимней ночью убежала из интерната восьмиклассница Зоя Вихрева? Из-за чего поссорились Кеша с Митей? Что вдруг приключилось с Трофимом Зубаревым?Школа, о которой рассказывается в этой книге, находится на таежном руднике Ключи, в глухом углу Забайкалья. Среди героев повести дети таежников — Кеша-Адмирал, Тиня-Малыш, Захар Астафьев и другие — «король охотников» геолог Брынов, старый приискатель дед Боровиков, молодой учитель Андрей Хромов.У привального костра, в трудные и радостные дни геологического похода и во время наводнения на руднике раскрываются отношения между героями и проверяются их характеры.Это повесть о настоящей дружбе, о чувстве долга и чести, о больших дерзаниях и будничных делах молодого поколения советских людей предвоенной поры.
Две маленькие девочки, сёстры Лера и Уля, месяц живут у деда в охотничьей избушке, знакомятся с окружающим таёжным миром, заводят особую дружбу с бурундуком.
Весёлые короткие рассказы о пионерах и школьниках написаны известным современным таджикским писателем.
Можно ли стать писателем в тринадцать лет? Как рассказать о себе и о том, что происходит с тобой каждый день, так, чтобы читатель не умер от скуки? Или о том, что твоя мама умерла, и ты давно уже живешь с папой и младшим братом, но в вашей жизни вдруг появляется человек, который невольно претендует занять мамино место? Катинка, главная героиня этой повести, берет уроки литературного мастерства у живущей по соседству писательницы и нечаянно пишет книгу. Эта повесть – дебют нидерландской писательницы Аннет Хёйзинг, удостоенный почетной премии «Серебряный карандаш» (2015).
Произведения старейшего куйбышевского прозаика и поэта Василия Григорьевича Алферова, которые вошли в настоящий сборник, в основном хорошо известны юному читателю. Автор дает в них широкую панораму жизни нашего народа — здесь и дореволюционная деревня, и гражданская война в Поволжье, и будни становления и утверждения социализма. Не нарушают целостности этой панорамы и этюды о природе родной волжской земли, которую Василий Алферов хорошо знает и глубоко и преданно любит.
Рассказ Александра Ремеза «Рассказ о любви» был опубликован в журнале «Костер» № 8 в 1971 году.
Четыре с лишним столетия отделяют нас от событий, о которых рассказывается в повести. Это было смутное для Белой Руси время. Литовские и польские магнаты стремились уничтожить самобытную культуру белорусов, с помощью иезуитов насаждали чуждые народу обычаи и язык. Но не покорилась Белая Русь, ни на час не прекращалась борьба. Несмотря на козни иезуитов, белорусские умельцы творили свои произведения, стремясь запечатлеть в них красоту родного края. В такой обстановке рос и духовно формировался Петр Мстиславец, которому суждено было стать одним из наших первопечатников, наследником Франциска Скорины и сподвижником Ивана Федорова.