Моя Чалдонка - [22]

[Текст утрачен]

…перешла протоку. «Что там с моим братцем? — беспокоилась девушка. — Догадался ли поужинать? Или где-нибудь заигрался с Петей Карякиным? Забегу, однако, домой».

Тоня прошла мимо здания пожарки, увенчанного деревянной вышкой, мимо гаража и свернула было направо, чтобы проулками выйти к дому. Но скоро слева от себя она увидела ярко освещенные трехстворчатые окна механических мастерских. Ее словно притянуло к этим окнам.

В два ряда стояли новенькие токарные станки с московского завода «Красный пролетарий». Их поставили, кажется, за месяц или за два до войны. В одном углу — высокий, сверлильный станок, в другом — широкий и длинный, словно стол, строгальный. Работает ночная смена, и все, кто стоит у станков, знакомы Тоне. Это или матери, или старшие братья школьников. Ставят, снимают детали, переносят их от станка к станку, включают и выключают рубильники. Все больше молча, сосредоточенно. А там кто, возле столика, в проходе у стены? Там трое: двое стоят, третий сидит, и рассматривают большие синие листы, должно быть, чертежи. Сидит дядя Яша — вот на столе широкополая войлочная шляпа, старик носит ее летом и зимой. Слева стоит… так это же Карякина — она в сером рабочем комбинезоне, а справа — ну конечно, Чугунок: в приискательских широких брюках, в фетровой шляпе. Так вот он где! Надо было три километра шагать!.. О чем это они? Зачем собрались после смены?

Карякина водила по листу бумаги железной линейкой, видимо, что-то объясняя своим собеседникам. Чугунок вдруг прервал Карякину, выхватил у нее из рук линейку, постукал по краю столика. Карякина поправила платок, ответила. Чугунок сдвинул на лоб шляпу, что должно было обозначать: «Ну и ну!» Дядя Яша разогнулся, скрутил цигарку; закуривая, ткнул цигаркой в лист бумаги и что-то сказал. Поднося к самокрутке спичку, он взглянул в окно, и Тоне показалось, что он ее наметил.

Тоня завернула за угол и через дощатый тамбур прошла внутрь мастерских. Здесь было просторно, холодно и сумрачно. Серый цементный пол. Высокие голые стены из побеленного кирпича. Только на стене против входа — алое полотнище и на нем шесть хорошо знакомых слов: «Все для фронта! Все для победы!»

Тоня прошла мимо матери Лизы Родионовой — та у своего станка внимательно рассматривала блестящий стальной цилиндр, а брат Маши Хлудневой, шестнадцатилетний Никита, лихо приложил руку к замасленной кепке, торчком державшейся на затылке.

Тоня незамеченной подошла к столику, у которого беседовали трое. Девушка из-за спины Чугунка разглядела сделанный карандашом схематический чертеж драги. Тоне хорошо был знаком этот «корабль приискателей» плавучий агрегат, добывающий со дна реки золотоносный песок и извлекающий из него драгоценный металл.

На драге все, как на корабле: и плавает она, и рабочих зовут матросами, и мачты есть, даже целых три, только они не острые, а похожи на букву «П». Передняя мачта наклонена вперед, по движению драги. К ней прикреплена железная рама, и по раме на цепи ходят большие ковши-черпаки. Тронулась цепь, и ковши поочередно ныряют в реку, загребают со дна породу, подымаются и сбрасывают, что нагребли, в железную вращающуюся бочку. Сбросили и снова, как опытные пловцы, — в воду.

Карякина опять завладела линейкой и водила уголочком ее по толстым устоям передней мачты, вдоль тоненьких ниток блоков, по подвязанной к блокам массивной черпаковой раме.

— Я о чем толкую, Яков Лукьяныч: сейчас у нас на цепи тридцать черпаков. Они же не вплотную друг к другу насажены, а с промежутками. Если промежутки уменьшить, еще десяток ковшей поместится. Вся цепь за один круг даст на пять кубометров породы больше, а в сутки сколько набежит! А за сезон!

— Кто же возражает! — ответил дядя Яша и выдохнул на чертеж струю дыма. Чертеж застлало прозрачно-синей пеленой, и драга славно поплыла. — Хорошо. Любовь Васильевна, придумала. Что скажешь, Чугунок?

Отмахов повернул голову и, увидев Тоню, рассеянно улыбнулся ей. Лицо у старого горняка было коричневое, даже в морщинки въелся загар, и кожа казалась твердой и плотной; лишь кое-где она была в синих щедринках — отметинах, оставшихся после взрыва.

— Эх, видел я в одном журнале, какую драгу в Иркутске задумали… Ледокол! Линкор! — Чугунок присвистнул. Потом деловито добавил: — А вот сообразить не сообразил, что из нашей драги можно еще выжать. Что ж, конечно, новые драги нам не дадут. Я вот о чем: сейчас черпаки держатся на пластинах. — Он подумал: — Я так понимаю, Любовь Васильевна, что теперь уже пластины не подойдут — надо тракторные гусеницы достать и звездочку. Да разве пришлют откуда? Держи карман шире!

— Мозги держи шире, а не карман! — без злости ответила Карякина, кладя на стол линейку. — Может, на подсобном гусеницы есть? Со старого трактора снять и приспособить. Сухоребрия попросим, не откажет!

— Все, все придется самим делать! — заметил дядя Яша. И материал доставать, и всю слесарную работу. Как, Сеня? Вам, Самотяжкам, не впервой!

Сеня снова обил шляпу на макушку.

— Что ж, если помехи не будет, — ответил юноша. — Запрусь в мастерских, пусть мать еду приносит, только чтобы все без помех.