Моя бульварная жизнь - [39]

Звонок раздался в тот момент, когда я расслабленно лежала в ванне с живительными минеральными водами. Надо было вытереть руку полотенцем, но я схватилась за трубку мокрыми пальцами. И чуть не выронила его прямо в ванную! Звонил Уткин — это был первый и чуть ли не единственный раз, когда он звонил мне на мобильный.

— Вы не будете возражать, — спросил он после дежурных приветствий, — если Вячеслав Недобежкин перейдет на работу в новый журнал?

Этот вопрос нужно было решать во время моего отпуска? Никак нельзя подождать еще — через пару дней я вернусь в Москву! Я вежливо ответила:

— Раз это необходимо издательскому дому, я, конечно, возражать не буду, — а про себя подивилась своей прозорливости. Из ванны я вылезла досрочно, потому что понимала — сейчас раздастся еще один звонок, Недобежкин должен непременно позвонить сам. И он, конечно, позвонил.

— Оль, ну представляешь? Что мне делать, — заныл Вячеслав Анатольевич, — как я могу отказаться, если это воля самого Хозяина?

— А что я тебе говорила, Слава? — ответила я ему, натягивая халат. Только одного я так и не поняла — почему они решают эти вопросы без меня? Потому что трусы! В конце концов, должность Недобежкина была какой-то вымученной, искусственной. Пусть идет и помогает Юлечке осуществить ее амбициозные мечты.

Семейные хроники

Эта рубрика появилась в «Вич-инфо» в том первом номере, который я вела в качестве ведущего редактора, еще работая в «Декамероне». Журналистские расследования — самый трудный и неблагодарный жанр в нашей профессии. А уж проводить расследования частной жизни людей — тем более знаменитых — это не просто адский труд, на это нужны еще и особые способности — и такт, и нюх, и смелость, и — главное — желание. В нашей редакции всеми этими качествами обладал только один человек — Сайкина. Конечно, ее надо было настроить на эту работу, пожалеть, похвалить, подставить жилетку для жалоб и слез — и тогда она шла, как танк, и остановить ее было практически невозможно.

Историю про Шпаликовых она мне рассказала давно — когда мы еще работали в докризисном «Успехе». Откуда она ее приволокла — не знаю. Помню только, что Певец долго спорил со мной, что Шпаликов — не наш герой, что его никто не помнит, и в доказательство даже позвонил друзьям в газету «Щит и меч». Потом долго тряс перед моим лицом телефонной трубкой:

— Вот, слышала! Никто не знает фамилии Шпаликова, никто!

— Ничего, — спокойно отвечала я ему, — пусть узнают!

А самой было стыдно за тех журналистов в неведомой мне газете «Щит и меч». Бедные, они не знают прекрасного поэта, сценариста — кто не помнит «Я шагаю по Москве?» — режиссера, который так понадеялся на хрущевскую оттепель, только приподнял голову, чтобы жить и творить, но тут же получил по башке — его не печатали, резали сценарии, не давали снимать кино… Он пил — ну что еще делает русский человек в таких случаях, а потом ужасно покончил с жизнью, накинув на шею удавку. Жена его тоже была звездой — Инна Гулая, удивительная красавица, если кто помнит фильм «Когда деревья были большими». И у нее не сложилась жизнь — сначала из-за мужа-алкоголика, а потом из-за невостребованности и забвения. Она тоже пила — и умерла, не дожив до сорока лет. Так вот, моя Сайкина раскопала где-то мать Инны Гулая, которая воспитала рано оставшуюся сиротой внучку, дочь великих родителей. Но будущая статья никак не втискивалась в рамки простого интервью. Вот тогда мы и придумали новую рубрику «Семейные хроники». Честно говоря, передавая материалы Хозяину для окончательного приговора, я думала, что Шпаликова он тоже не знает и наше расследование нам завернет. Но, к моему удивлению, оно ему понравилось. Видимо, независимо от известности самого героя расследования, судьба его цепляла своим трагизмом и страшной обыденностью.

Естественно, когда меня назначили главным редактором, эта рубрика стала постоянной — настолько, конечно, насколько это было возможно. Но пока работала Сайкина, мы все же старались, чтобы она появлялась более или менее регулярно.

Моя подруга Татьяна Егорова — актриса театра Сатиры, которую прославила отнюдь не театральная сцена, а писательство (после выхода книги «Андрей Миронов и я» она, как говорится, проснулась знаменитой), однажды в разговоре со мной проговорилась, что хорошо знает настоящего отца Маши Голубкиной — дочери актрисы Ларисы Голубкиной, падчерицы Андрея Миронова. Я сама много лет назад брала интервью у Ларисы Ивановны, и она назвала Машу родной дочерью Миронова. Я тогда на этом внимание не заострила. А вот Тане Егоровой, которая любила Миронова всю свою жизнь и для которой он был не иконой-артистом, а вполне земным любимым мужчиной, очень не нравилось, что Лариса Ивановна при каждом удобном случае пыталась подчеркнуть именно биологическое родство своей дочери и своего мужа.

Егорова знала, кому сказать про знакомство с настоящим отцом Маши. Я завелась не на шутку и спать спокойно уже не могла. Но как на него выйти? Как заставить его рассказать правду да еще для такой сомнительной газеты, как «Вич-инфо»? Я снова позвонила Егоровой и обратилась к ней с совершенно наглой просьбой: чтобы она сама уговорила настоящего папеньку дать нам интервью. Таня блестяще справилась с моим заданием: Николай Георгиевич Щербинский-Арсеньев сам приехал в редакцию да еще привез бесценный документ: копию свидетельства о рождении дочери Марии, где будущая актриса была записана как Мария Николаевна Щербинская. Просьба у него была только одна — ни под каким предлогом не раскрывать тайну, как эта копия попала к нам. И еще фотография — маленькая Маша на руках своего настоящего отца.