Моя анимежизнь - [37]

Вышли из школы, двинули за Фукудой-сан. Нашли обещанную раменную, зашли. Запах — обалденный! Треть небольшого помещения было отгорожено чем-то вроде барной стойки. За ней располагалась плита. В четырех больших емкостях ждал своих едоков рамен. По нашу сторону стойки располагались стулья. Над стойкой висело меню, состоящее из четырех пунктов: мисо рамен, свиной рамен, куриный рамен, сёю рамен. Рядом были расписаны вес и стоимость порций: большая, средняя и малая. Я решил, что возьму свиной. Что такое «сёу», вообще не представляю, а куриной была лапша быстрого приготовления, которую я ел с утра.

Расселись. Мы с Кейташи по краям, девушки в середине. Хэруки, само собой, рядом со мной. Фукуда-сан тут же заказала средний мисо рамен. Хэруки — малый сёю рамен. Отличная работа, сенсей! Хэруки — просто жена мечты. Спит мало, следовательно может уделять больше внимания семье и работе. И мало ест. Это выгодно. Кроме того, она будто почувствовала мое незнание, заказав неизвестное блюдо. Кейташи заказал большой куриный и как-то с издевкой посмотрел на меня. Понял его без слов. Он предложил соревнование. Вызов принят! Заказал большой свиной.

Дяденька за стойкой быстро разложил наши порции по тарелкам. Сёю раменом оказался рамен без бульона, политый соевым соусом. Ох уж эти японцы, могли бы так и написать. Приступили к еде. Долбаный Кейташи. Большой рамен оказался реально большим. Девушки быстро осилили свои порции и приступили к обсуждению новой серии какого-то сериала, а у нас осталось еще больше трети. Живот раздулся, выступил пот. Казалось, что еще немного и я лопну. Ослабил ремень. Заметил, что Кейташи сделал тоже самое. Это хороший знак. Не один я на грани. Проиграть нельзя. С трудом всосал в себя последнюю лапшинку (раменку?), залпом допил оставшийся в тарелке бульон. Захотелось отрыгнуть, но я сдержался. Спустя секунду покончил со своей порцией и Кейташи. Обменялись с ним взглядами, в его глазах читались сожаление и раскаяние.

С трудом выйдя из раменной, разделились по парам. Оказалось, что Фукуда-сан и Кейташи жили недалеко друг от друга. Естественно, он не мог упустить такую возможность и пошел ее провожать. Мы же с Хэруки пошли до теплицы. По пути она рассказывала мне о своих любимых цветах:

— Больше всего мне нравится ликорис. Его листочки принимают такие изящные формы! Я могу любоваться ими часы напролет! Еще очень люблю глицинию, — вытянула ладонь в мою сторону, требуя не перебивать, хотя видит Богиня, ни о ликорисе, ни о глицинии я ничего не знал и перебивать даже не сомневался, — Да, я знаю, что это не цветок, а лиана, но, когда она цветет, то создает такое воздушное ощущение! Кажется, что стоит ухватиться за глицинию, как тут же взлетишь высоко-высоко! — Хэруки мечтательно посмотрела в небо, потом продолжила монолог: — Однажды мы с родителями летали на Окинаву. Вдоль взлетной полосы аэродрома были высажены цветы Токкобаны. С высоты они выглядели просто великолепно! Хотя, конечно, ассоциации они вызывают грустные.

Хэруки наконец-то замолчала и я решился признаться, что ничего не знаю о Токкобане. Оказалось, что их называют «Цветы-камикадзе», и по легенде их уронили на землю пилоты-камикадзе из своих самолетов, когда пролетали над горой Каймон. Погрустил вместе с Хэруки, хотя помнил, на чьей стороне воевали японцы в той войне.

У меня любимых цветов не было, поэтому пересказал Хэруки рассказ Платонова «Неизвестный цветок». Хэруки впечатлилась, ее глаза увлажнились. Вот она, сила русской классики!

— Иоши, это ты придумал?

— Конечно нет. Это рассказ одного русского писателя.

— Русского, да? О! Я знаю Достоевского и Толстого! Правда, не читала.

Счастливые японские школьники.

Дошли до теплицы, я зашел в нее первым и остолбенел. Патлач сделал свой ход.

Куст помидора около Гандама был сломан. На голову Гандама канцелярской кнопкой была пришпилена записка с крупной надписью: «Сквер. 23.30. Не придешь — уничтожу всё». Это блин что, помидорный шантаж? Он что, конченый? Зачем? Разве он сам не убегал от меня? Дебил.

Хэруки зашла вслед за мной, увидела кустик и бросилась к нему, упав на колени. Я едва успел встать перед Гандамом, закрыв собой записку.

— Иоши, это ты сломал? — жалобно спросила она, держа кустик в руках.

— Конечно нет! Наверное, какой-то хулиган.

— Ты ведь не врешь мне, Иоши? — поднялась она с колен и посмотрела на меня. В ее глазах клубилась тьма. Я невольно сглотнул. Она сделала мелкий шажок ко мне, продолжила задавать вопросы глухим, безэмоциональным тоном — Ты ведь хороший, не так ли, Иоши? Ты бы не стал вредить растениям, Иоши? Я ведь не ошиблась в тебе, Иоши? — подошла совсем близко и крикнула, — Отвечай, Иоши!

— Сама подумай, стал бы я вкладывать столько труда, чтобы потом ломать кусты? — быстро ответил я. Черт, стоило мне расслабиться и решить, что я ошибался насчет ее проблем с психикой, как случилось такое. Страшно. Очень страшно. Продолжил: — Кроме того, если бы не эта теплица… — черт, можно не говорить этого вслух? Пойми все сама, пожалуйста, Хэруки.

— «Если бы не эта теплица» что? Договаривай, Иоши.

— Хорошо! Если бы не эта теплица, я бы никогда не познакомился с тобой! Знаешь, время, проведенное с тобой — лучшее время в моей жизни (в двух жизнях, но об этом лучше не говорить). Когда я был подавлен и растерян — появилась ты и буквально спасла меня (преувеличил, но ситуация критическая, нужно быстро починить Хэруки, иначе быть беде). Черт возьми, я благодарен этим помидорам больше, чем кому бы то ни было (прости мне эту ложь во спасение, Богиня). Обещаю тебе, тот кто это сделал — сильно об этом пожалеет!