Мой знакомый медведь - [124]

Выбившись из сил, положил голову на вытянутые вперед руки и представил, как будет медленно умирать в этом гнилом дупле рядом с лисенком…

Отдышавшись, он ощупал дупло и нашел выступ, о который можно было оттолкнуться. Но, упираясь руками, невольно раздвигал плечи, и они заклинивали его в дупле. Тогда он стал ногами нащупывать какую‑нибудь неровность, чтобы зацепиться носком и вытянуть себя назад.

Ремешок, которым был подвязан бродень, зацепился за что‑то. Росин осторожно потянул ногу к себе. Держит, не обрывается сучок! Сгибая ногу и отталкиваясь от стенок пальцами, он чуть стронулся с места и немного повернулся. Плечам сразу стало свободнее. Гимнастерка валиком закатывалась на теле, но он все же выползал из дупла! Выбрался, сел на валежину, но вспомнил о лисенке и поспешил уйти, чтобы и тот мог выскочить.

…Глухо треснул под ногой сук… Крупная рыжая птица испуганно метнулась над завалом.

«Да это же сова! — обрадовался Росин. — Вон из того пня вылетела, который выше всех».

Росин торопливо пробрался к пню и принялся стаскивать к нему сучья, обломки гнилых стволов.

«Ведь эти совы на день прячутся в дупла. Наверное, дупло!»

Быстро выросла груда древесного хлама. Росин забрался на нее, заглянул в торец пня. Перед глазами было глубокое, темное дупло!.. И опять с утра до вечера Росин в завалах. Пень, в обхват толщиной, надо было перерезать ножом, сделать гораздо ниже, надо расширить дупло, чтобы медвежья лапа опустилась туда свободно, надо подобрать бревно, вырезать паз, надо…

Но что бы там ни было надо, а настал день…

— Все, Федор, настроена ловушка!

— И рыбы положил?

— Положил. Даже меду немного в дупле есть.

— Теперь ждать будем. Даст душку рыба — придет. Если ходит поблизости. А стружки собрал ли?

— Как же, ни одной соринки! Карасей вместо щепок набросал. Даже которых на обед брал, выбросил. Только бы быстрее пришел.

…На столе был расстелен большой кусок бересты. По углам, чтобы она не свертывалась, лежали четыре камня. «Картосхема Дикого урмана» — выведено вверху аккуратными буквами. Озеро, граница урмана, старые кедрачи, завалы — все обозначено на схеме. Росин тщательно вырисовывал кружочки в местах предполагаемого выпуска.

— Что, конец работы? — спросил Федор, помельче нарезая приготовленную на щи крапиву.

— Конец, Федор.

— Добре! Теперь у нас одна забота: припаса в зиму наготовить.

— Да, Федор, одна забота…

Но такая жизнь, когда все время и силы тратятся только на то, чтобы выжить, казалась Росину слишком пустой и скучной. Разыскивая дупло для ловушки, он считал все дуплистые деревья, чтобы точнее знать возможности урмана для устройства соболиных гнезд. Собирая на зиму ягоды, закладывал пробные площадки и точно определял урожайность ягод. Подсчитывал, сколько муки можно добыть из сотни корневищ кувшинок. Собирая дрова, задавался вопросом, сколько кубометров сушняка можно собрать в тайге с одного гектара. Он старательно отмерял шагами гектар. Плотно складывал сушняк, не зная, представляют ли какую‑нибудь ценность для лесников полученные цифры. Но он все вымерял сушняк, потому что сбор дров имел теперь в какой‑то степени и научный смысл.

…Росин лег на плотно слежавшееся на нарах сено, заложил руки за голову.

За стеной тоскливо поскрипывали елки.

Росин вспомнил, как мать уговаривала его не поступать в этот институт: «Не живется, как всем. Учился бы на инженера — в городе работать. Или дома бы строить научился. Самому под старость любо посмотреть на свой труд. А то нашел работу — по лесам бродить. В воскресенье с ружьем‑то находишься».

«Да, хорошо, что она пока ничего не знает».

Вспомнилось, как в детстве нашел кусок старого брезента, отстирал в канаве, высушил, а потом мать скроила и сшила из него полевую сумку. Он уходил с этой сумкой в лес или на болото, искал там птичьи и звериные следы и аккуратно зарисовывал их в свой блокнот. В сумке, кроме карандаша и блокнота, лежали простенький школьный компас, перочинный ножик со сломанным концом и на всякий случай кусок веревки, который мог пригодиться в походе. Сумка висела рядом с кроватью и всегда была готова к походу.

«Через несколько недель экзамены в аспирантуру. Пропадет целый год, — продолжал думать Росин. — Скоро уж разыскивать начнут. И где? В другой стороне совсем! Потом и матери сообщат… Ведь десятки людей искать будут…»

Росин поднялся с нар.

— Дай я тебе щи, что ли, помогу варить!

Глава семнадцатая

Белым–бела вся поляна вокруг избушки. Тяжелый иней склонил траву.

— Смотри‑ка, Федор, какой мороз! А ведь сегодня только двадцатое августа.

— Рановато нынче холода, — сказал Федор, вслед за Росиным выходя на костылях из избушки. — Шишки чуть вызрели, а уже иней. Теперь и до зимы недалече… А лабаз, почитай, пустой.

— А медведи от таких холодов досрочно в берлогу заберутся. На медвежатину надеемся, а она под сугробы, бай–бай. Вчера опять ловушку смотрел — пусто..

— Нет, зверь раньше сроку не ляжет. Жиру на зиму нагулять надо… Только нечего на жир надеяться. Орехов нонче много. На всю зиму припасем. Через неделю можно начинать.

Отступил перед теплым еще солнцем утренний иней. Опять зазеленела трава, но теперь уже тусклой, поблекшей зеленью. И по листьям деревьев заметно — на исходе недолгое лето.