Мой волшебный фонарь - [17]

— Он, наверно, полетел к Генеку отдавать деньги! — предположила Агата. — Не волнуйся, сейчас вернется. И еще будет нас уверять, что отсутствовал всего двенадцать минут!

— Ладно, рассказывай, что там у вас случилось, — сказала я, немного успокоившись, потому что на этот раз Агата, кажется, в самом деле была права.

— Это очень грустная история. Такая грустная, что просто плакать хочется… — начала Агата.

История, от которой плакать хочется

Ты, конечно, не раз слыхала про Мирку Трачик. Эту Мирку у нас в классе никто не любит по одной простой причине — любить ее невозможно. Есть в ней что-то ужасно несимпатичное. Мы с Малгосей часто задаем себе вопрос, в чем же тут секрет, но пока еще не пришли ни к какому выводу. Так вот, печальная история, которую я собираюсь тебе рассказать, имеет прямое отношение к Мирке. Дело было так: вчера у нас отменили польский. У нашей учительницы, пани Рудзик, заболел ребенок, и она взяла бюллетень. Никто из нас этому младенцу зла не желает, но все страшно обрадовались, что польского не будет, потому что как раз приехал румынский цирк и нам, само собой, не терпелось поглядеть на зверей, пока их не загнали за ограду.

Мы уже собрали портфели — польский по вторникам у нас на последнем уроке, — когда в класс влетел Франек Зебжидовский и завопил:

— Люди добрые! Если хотите увидеть индийских слонов, советую поторопиться. Географичка велела передать, что сейчас к нам придет! А кто смоется, получит по географии пару! — честно предупредил Франек и, схватив под мышку портфель, добавил: — Тому, кто остается, рекомендую предложить свои услуги румынскому цирку в качестве дрессированного поросенка!

Меня лично индийские слоны не интересовали, но мне ужасно хотелось посмотреть на черных пуделей. Иська их видела, когда шла в школу. Пудели гоняли по площадке и выкидывали всякие штучки; особенно они стараются, когда кто-нибудь из прохожих остановится и немножко полает. Из окон нашего класса было видно, что румыны уже почти закончили ставить ограду, а это означало, что вот-вот путь к пуделям будет отрезан. Поэтому я сунула в сумку учебник по литературе и, мысленно пожелав здоровья малышу пани Рудзик, кинулась к двери, возле которой уже была дикая толчея и адский шум, потому что Франек трубил как целое стадо слонов, а Иська лаяла, хотя черные пудели вряд ли могли отсюда ее услышать.

Вся беда была в том, что дверную ручку заело и мы не могли выйти в коридор. Ясек пытался открыть замок отмычкой, а те, кто толкались поблизости, молотили его по спине, точно это могло помочь. И тут я обратила внимание на Мирку Трачик. Она стояла рядом со мной с сумкой через плечо и тупо глядела в пространство. Заметив, что я на нее смотрю, она сказала:

— Придется мне остаться на второй год…

— Это почему? — удивилась я.

— Географичка предупредила, что, если я схвачу еще одну пару, она меня не аттестует.

— Это она только так говорит! — попыталась я утешить Мирку. — А как дойдет до дела, все утрясется! Увидишь.

— Нет, — ответила Мирка. — Она сказала, что еще одна двойка, и я лишаюсь последней возможности… И маме моей повторила то же самое.

Признаться, после этого разговора мне почти совсем расхотелось видеть черных пуделей, но я подумала, что от индийских слонов класс так легко не откажется.

— Послушайте! — завопила я что было мочи. — Послушайте, давайте останемся, потому что…

Я еще что-то кричала, но ни одна душа меня не услыхала, такой поднялся галдеж.

Тогда я вскочила на скамейку в надежде хоть как-то привлечь к себе внимание. И заорала во все горло:

— Если Мирка Трачик удерет, ее оставят на второй год! Слышите? Мирка останется на второй год, потому что географичка влепит ей пару!

Меня услышал Богдан Кмицик.

— Ну и пусть сидит в классе, никто ее насильно за собой не тащит, — сказал он.

Я посмотрела на Мирку.

— Оставайся, — сказала я.

— Ты что? — фыркнула она. — Все уйдут, а я останусь? За кого ты меня принимаешь?

— Никто на тебя не обидится. В конце концов, нетрудно понять, почему ты должна остаться.

— Где ты живешь, Агата? На нашей земле такие поступки не прощают. Никогда.

Я еще пыталась ей что-то втолковать, пока Ясек ковырялся в замке, но мои слова звучали довольно-таки неубедительно — я понимала, что Мирка права. Даже спустя пятнадцать лет мы бы говорили при встрече: «Помните Мирку Трачик? Помните, как она одна-единственная торчала в классе, когда все сбежали с географии? Вот была зануда!» И не стоило удивляться, что Мирка не горит желанием оставить по себе такую память в сердцах тридцати человек.

— Кто остается?! — крикнула я, и вдруг в классе стало тихо-тихо, так как в эту самую минуту в замке что-то щелкнуло, и Ясек осторожно повернул отмычку. Все взоры были устремлены на него, и никому дела не было до Мирки Трачик. Я спрыгнула на пол.

— Я с тобой останусь, — сказала я, — и попробую уговорить Малгожату…

Ясек распахнул дверь. Я увидела, как Малгося первая вылетела в коридор. За ней бросились все разом, застревая в дверях, и тут прозвенел звонок на урок.

— Беги, — сказала Мирка. — Беги, не раздумывай.

— Я остаюсь, — ответила я, хотя ноги сами несли меня следом за остальными: даже не из-за этих черных пуделей, а из чувства солидарности.