Мой век - [3]

В то время почти в каждом деле были подрядчики, которые все организовывали. Дело было так. Строился, например, в Харькове мост. Архитектор выигрывал конкурс и находил себе подрядчика, чтобы вести строительство. После этого сам архитектор мог уехать в Италию. Подрядчик, бывало, со всей работой не справлялся и брал себе десятника. Вот Самуил и стал таким десятником.

Если десятник оказывается с головой, то он занимается всем на свете. Был, например, случай, когда Самуил строил пятиэтажный дом в Полоцке, а поставщик привез бракованный кирпич. Самуил кирпич не принял. Тогда поставщик предложил ему взятку, а Самуил отказался. Подрядчик узнал об этом случае и с тех пор начал Самуилу доверять.

Когда строительство в Полоцке закончилось, подрядчик так привязался к Самуилу, что позвал его работать в Харьков, хотя там евреям жить запрещалось. Самуил стал получать 100 рублей в месяц — очень большие деньги по тем временам. Сначала Самуил построил виадук через железную дорогу, а затем начал строить знаменитые дома страхового общества «Саламандра».

…Дома «Саламандра» были очень известны. Как-то после войны к нам приехал гость из Харькова, и я спросила его: а как там дома общества «Саламандра»? Оказалось, что весь Харьков был во время войны разрушен, а дома «Саламандра» уцелели.

На Самуила подрядчик мог положиться во всем. Он доверил своему десятнику не только строительство, но и закупку материалов: кирпич, известь, песок, лес, краски. Но главное было — строить точно по чертежам: архитектор, найдя любое отступление от проекта или небрежность, заставлял все переделывать, что удорожало строительство.

Однажды еще во время строительства многоэтажного дома стал оседать фундамент. Подрядчик сказал: нужно переделать — да так, чтобы никто об этом не узнал. И тогда Самуил организовал работу по ночам: днем рабочие возводили новые этажи, а ночью заменяли фундамент.

В другой раз приехал архитектор посмотреть на стройку — и ему не понравилась кладка. Он подозвал Самуила и говорит: «Велите разобрать 10 рядов, и пускай теперь выложат как нужно — другой оттенок». Значит, по деньгам 10 рядов кладки потеряно. А Самуилу нужно с рабочими рассчитываться. Пришлось отдать свои деньги.

Строителями в Харькове были в основном крестьяне. Из одной деревни приходила бригада землекопов, из другой — каменщики, из третьей — плотники и маляры. В бригаду подбирались непьющие работящие мужики. Они старались заслужить уважение десятника, потому что тот мог позвать эту бригаду и на другую стройку. Десятнику же со всеми нужна строгость — но так, чтобы не обидеть. Потом уже, лет через тридцать, останавливает как-то Самуила на улице мужчина и говорит: «Не помните меня? А я у вас каменщиком работал, мы вас любили». А Самуил отвечает: «Тебя зовут так-то», — и называет его по имени.

Рабочим трудно было выучить имя «Самуил Залманович Зиманенок» — и они стали звать его на свой лад: Семен Захарович Зиманенко. Так с тех пор и осталось.

Евреям в Харькове жить не разрешалось, и домой к Семену-Самуилу каждую неделю приходил урядник за мздой. Иногда проверку документов устраивали прямо на стройке. Полицейские видели чернявенького паренька, проверяли паспорт — и обнаруживали, что он еврей и у него нет права на жительство. Тогда его арестовывали и сажали в кутузку. Подрядчик его каждый раз выручал — приходил и говорил: отпустите, это нужный человек, ведет строительство для общества «Саламандра».

Редко Семена отпускали из кутузки бесплатно — обычно подрядчик, чтобы забрать его, платил взятку. Один раз Семена посадили в кутузку, а подрядчик об этом не знал. Кутузка находилась в полуподвале, зарешеченные окна располагались на уровне земли, видны были только ноги прохожих. Смотрит Семен в окно — и видит, что идут сапоги подрядчика. Семен закричал, подрядчик остановился, нагнулся, заглянул в окно, увидел Семена и пошел его выкупать. Наконец подрядчику эта канитель надоела — и он вырвал из паспорта Семена листок, где ставили право на жительство. А потом империалистическая война началась, и нравы стали мягче.

Старшие дети — Сеня, Доля и я, Геда

10 марта 1909 года у Ревекки и Семена родился первый сын, нарекли его Семеном. Мамин брат по этому случаю прислал яблок. Не прошло и года, как народился второй сын — Даниил, Доля. Семен приобрел в рассрочку швейную машинку «Зингер», брат мамы, как и в первый раз, прислал ящик яблок, а только что вставший на ноги первенец шлепнул новорожденного братца дощечкой от ящика. Так и повелось в дальнейшем, что Доле доставалось от всех — и не только за свои грехи.

Я родилась в один из летних месяцев 1912 года. Помню я себя начиная с двух лет, так что все, что было рассказано до сих пор, услышано мною позже: ребенок играет, а мама делится с зашедшими навестить ее подружками юности своими горестями и сомнениями. Ребенок растет — и вдруг в какой-то момент всплывает в его памяти все, что он слышал в раннем детстве, еще не понимая значения слов и, казалось, не запоминая, — и эти слова остаются с ним уже до конца его жизни. Так из пойманных на лету разговоров я узнала, что родилась легко — выскочила, по определению повитухи, «как пробка из кислых щей». Мама стала причитать, что девочка тоненькая как соломинка, а повитуха ее успокоила: «Были бы косточки — а мясо нарастет».