Мой век - двадцатый. Пути и встречи - [54]

Советское трудовое законодательство — исключительно сложное, что к своему огорчению обнаружили многие иностранцы, ведущие дела в Советском Союзе. Что касается нас, то в нашем штате был юрисконсульт, единственной задачей которого было разбираться в трудовых вопросах.

Конечно, нам приходилось заключать договор с профсоюзом, в котором состояли наши рабочие, что вызывало необходимость проводить длительные переговоры. Однако работодатель в Советском Союзе определенным образом выигрывает от значительного влияния, которым пользуются профсоюзы. Обе стороны в равной степени связаны письменным соглашением, и профсоюз обладает достаточной властью, чтобы обеспечить его выполнение рабочими.

Соглашение включает свод разработанных до мельчайших подробностей правил, которым по закону обязаны следовать как рабочие, так и работодатели. Оно, таким образом, становится гарантией для работодателя не в меньшей степени, чем для его рабочих

Например, если рабочий работает неудовлетворительно или нару’ шает дисциплину, то ему делается предупреждение. Второй проступок влечет за собой второе предупреждение, после чего рабочий может быть уволен. Рабочий имеет право обжаловать решение об увольнении в особом суде по трудовым конфликтам, который обычно решает такие дела справедливо и по существу.

За один год мы из пятидесяти дел проиграли только три. Двадцать семь дел мы выиграли полностью, а двадцать — частично. В соответствии с последними изменениями в советском трудовом законодательстве уволенный за нарушения рабочий попадает в конец очереди на бирже труда, и ему очень трудно найти другую работу.

Разумеется, серьезный проступок или кража не только являются основанием для возбуждения уголовного дела, но и дают право работодателю уволить виновного без двойного предупреждения. Однако обычно это не относится к мелкой краже, когда стоимость украденного меньше двух с половиной долларов. Так, например, вскоре после того как наша фабрика начала выпускать продукцию, мне сообщили, что наши карандаши стали появляться на московских рынках, что ясно указывало на наличие кражи. Я обратился в милицию, которая прислала на фабрику под видом рабочих двух сыщиков. После нескольких дней расследования они привели ко мне в контору одного из своих ’’коллег” и приказали ему снять сапоги. В высоких кожаных сапогах уместилось немалое количество карандашей.

Впоследствии по договоренности с профсоюзом борьба с мелкими кражами такого рода была поручена завкому, который выделил для этого группу рабочих. Эта мера оказалась весьма эффективной, и в течение двух последующих лет у нас в этом отношении не было больше никаких неприятностей.

Работать приходилось с большим напряжением, но мы неуклонно расширяли производство. В первый год нам удалось выпустить продукции на два с половиной миллиона долларов вместо миллиона, как было предусмотрено концессионным соглашением. На второй год мы увеличили эту цифру до четырех миллионов. В первый же год мы снизили розничную цену карандашей с пятидесяти до пяти центов. В результате их импорт был запрещен, что стало для нас дополнительным стимулом. Фактически мы заняли монопольное положение. Большая часть нашей продукции шла государственным организациям и кооперативам, но нам не запрещалось заключать сделки и с частными лицами.

Наше производство в 1925 году увеличилось по сравнению с предыдущим годом с пятидесяти одного миллиона карандашей до семидесяти двух, а стальных перьев - с десяти миллионов до девяноста пяти. Число рабочих и служащих возросло с четырехсот пятидесяти до восьмисот, а средняя месячная зарплата — со 122 рублей до 154 рублей. Мы не только полностью удовлетворяли спрос в Советском Союзе, но и экспортировали около двадцати процентов продукции в Англию, Турцию, Персию, Китай и на Дальний Восток.

Наши карандаши и перья стали использовать в каждой школе и учебном заведении Советского Союза, и написанное на них имя ’’Хаммер” стало известно каждому русскому. На рекламе нашей продукции была изображена статуя Свободы, самый популярный сорт карандашей мы назвали ’’Бриллиант”. Их продавали в коробках с надписью: ”А. Хаммер — Американская промышленная концессия”. Они пользовались огромной популярностью. Когда в 1961 году я встретился с Никитой Хрущевым, он сказал мне с широкой улыбкой, что научился писать, пользуясь нашими карандашами. То же самое я позже слышал от Леонида Брежнева и Константина Черненко.

До сих пор я получаю письма от пожилых людей со всех концов Советского Союза, которые рассказывают, что получили карандаш Хаммера в первый школьный день шестьдесят лет тому назад.

Неожиданно нас стали хвалить в советской печати: за два года мы превратили Советский Союз в экспортера одного из промышленных товаров, который даже до войны ввозился из-за границы за миллионы золотых рублей. Нас стали ежедневно посещать рабочие делегации, группы студентов технических вузов и правительственные комиссии, и каждый посетитель, уходя, восхищался эффективностью американских методов.

Однако помимо похвал, мы получали также свою долю критики и даже брани. Когда газеты опубликовали наш финансовый отчет, который показывал, что наша прибыль за первый год составила более двух миллионов рублей (миллион долларов), в местной печати появились статьи, обвиняющие нас в том, что наши цены слишком высоки и что правительству следует принять меры для развития собственной карандашной промышленности и не позволять иностранным капиталистам выкачивать из страны такое количество золота.