Мой учитель - [26]

Работники Наробраза не могли примириться со своим поражением. Они продолжали борьбу, и по их настоянию Управление не получило никаких административных прав и, в частности, права сменять персонал детских учреждений.

Вся наша работа протекала глазным образом на местах и начиналась с подробного изучения жизни той или иной колонии.

На общих собраниях ребята расспрашивали Антона Семеновича о жизни в колонии имени М. Горького, и часто их вопросы убеждали нас в том, что кто-то (мы хорошо знали кто!) ведет сознательно клеветническую агитацию против Макаренко.

— Правда ли, что у вас если не слушаешься, то бьют?

— Есть ли у вас карцер?

— Часто ли оставляют только на хлебе и воде?

А на собраниях педагогов и воспитателей Антона Семеновича всюду спрашивали об одном и том же: какие меры воздействия применяет он к провинившимся ребятам. Чувствовалось, что вопрос о борьбе с хулиганством — больное место всех колоний и никто не знает, как по-настоящему подойти к разрешению этой проблемы.

Не все педагоги относились с доверием к Антону Семеновичу, когда он говорил, что в колонии имени М. Горького никакого карцера нет, ребят не бьют и не наказывают лишением пищи. Один из таких скептиков по приглашению Макаренко прожил у нас три дня, тщательно осмотрел все уголки Куряжа и все же перед отъездом спросил:

— Где у вас карцер? Я его искал, искал, но так и не нашел.

Антон Семенович покачал головой, невесело улыбнулся и высказал опасение, не напрасно ли вообще этот «педагог» приезжал к нам.

Слухи о предстоящем разгоне педагогического персонала всегда предшествовали нашему приезду в ту или иную колонию. Бывших классных дам, педелей, учителей-неудачников было среди воспитателей в то время немало, они-то и распространяли эти слухи. Кажется, в Волчанске один такой «воспитатель» неопределенного возраста, в засаленном долгополом пиджаке, напоминавшем халат Плюшкина, сложив руки на животике, скучным голосом спросил Антона Семеновича:

— Правда ли, что, приняв Куряжскую колонию, вы уволили всех воспитателей? Неужели не нашлось ни одного достойного работать под вашим руководством?

— Да, я действительно уволил всех, — сказал Антон Семенович. — Возможно, среди них были и достойные, но, находясь в Куряже, они дошли до такой степени разложения, что сами нуждались в воспитателе. Но почему это вас так беспокоит?

— Имея жену и наследников, интересуюсь, что ждет меня в будущем, дабы заблаговременно принять необходимые меры к подысканию крова, — витиевато ответил этот субъект.

Подобные этому воспитателю типы встречались почти в каждом детском учреждении, они пугали ребят мнимыми ужасами жизни в колонии имени М. Горького и сеяли среди педагогов сомнения в плодотворности идей А.С. Макаренко.

Попадались и такие педагоги, которые полагали что введение одних только внешних организационных форм, заимствованных из опыта нашей колонии, уже само по себе сразу поднимет дисциплину среди ребят. А так как их надежды рушились, они начинали взывать к помощи Антона Семеновича, прося его скорее приехать и навести порядок. Антон Семенович рассказывал анекдотический факт. Один из таких руководителей всякий раз, когда ему не удавалось справиться с провинившимся колонистом, в качестве последней, самой страшной угрозы обещал ему:

— Ну вот, приедет Антон Семенович, наведет на тебя специальный аппарат, и через пять минут станешь тихий, как овечка, на всю жизнь!

Но во многих колониях — Лозовской, Валковской, Дергачевской — заведующие и воспитатели с радостью изучали и с успехом проводили в жизнь макаренковскую педагогическую систему.

Серьезную идейную борьбу большого принципиального значения пришлось вести Антону Семеновичу с заведующим одной из детколоний Васелюком.

Эта колония («Степная») обладала примерно 1000 гектарами пахотной земли. Хозяйство в ней было поставлено неплохо, она располагала большими запасами зерна и других сельскохозяйственных продуктов, а среди колонистов Васелюк поддерживал довольно строгую дисциплину.

Для нас было ясно, что обработать такую большую посевную площадь силами одних колонистов нельзя. По доходившим до Харькова сведениям, многие ребята в Степной колонии находились на положении батраков, а значительная часть земли регулярно сдавалась в аренду приезжим крестьянам за плату натурой из будущего урожая. Все это требовало проверки.

Еще до организации Управления детколониями Васелюк, выступая на совещаниях в Наробразе, похвалялся своими богатствами, своей материальной помощью государству, но о воспитании и учебе колонистов умалчивал.

— У наробразовских мудрецов вскружилась голова от тех тысяч пудов хлеба, которые собирает Васелюк, — сказал однажды Антон Семенович, когда мы возвращались из Наробраза. — Но они не видят, что за этими пудами хлеба прячется кулак со своими кулацкими методами обогащения. А с воспитанием ребят в Степной колонии дело обстоит неблагополучно. В этом надо разобраться и вывести Васелюка на чистую воду.

И вот как-то ранним утром мы выехали втроем — Галина Стахиевиа, Антон Семенович и я — «в гости» к Васелюку.

Вечером в десяти километрах от Степной колонии наш автомобиль закапризничал, и нам пришлось остановиться. Кругом была глухая степь без признаков жилья, только откуда-то издалека доносился в тишине неясный шум. Быстро надвинулась темная, осенняя ночь, а шофер еще не успел устранить неполадки в моторе. Вдвоем с Антоном Семеновичем мы отправились на поиски ночлега, а Галина Стахиевна осталась поджидать нас в машине.