Мой темный принц - [8]

– О! – Она взглянула на свое простенькое платьице и услышала, как задает вопрос, который больше всего страшил и заботил ее: – И как долго вы намерены пробыть в Раскалл-Холле, ваше королевское высочество?

Похоже, его настроение немного улучшилось.

– Нисколько не сомневаюсь, что вы желаете, чтобы принц и его солдаты избавили вас от своего неудобного присутствия еще до наступления рассвета, так?

Прямо в точку.

– На этот вопрос нет вежливого ответа.

– Точно. Как вы догадались, кто я такой?

– История вашего высочества является поводом для сплетен местных селян, сколько я себя помню. Хотя мы и не думали, что вы когда-нибудь вернетесь обратно…

– Мы? – оборвал он ее.

– Я и моя мать. Ее всегда интересовали новости из вашей части света. О вашей предстоящей свадьбе писали в газетах. Предполагалось, что вы отправитесь прямиком в Лондон и ваш приезд произведет настоящий фурор. Здесь вас никто не ждал. Но я припомнила эту статью, когда вы въехали в дом, самым неприличным образом прижимая меня к себе.

В его глазах загорелось удивление, но, похоже, ее дерзость скорее рассмешила, чем взволновала его.

– У меня не было времени на всякие там церемонии, однако надеюсь, что я сумел произвести на вас впечатление.

– Произвести впечатление? Несмотря на вашу обманчивую внешность – полагаю, вы согласитесь со мной, что ваш камзол и шарф не слишком подходят эрцгерцогу, – ни у цыган, ни у безумцев нет охранников в военной форме, расшитой золотыми галунами. И уж тем более они не вытягиваются перед подобными людьми в струнку и не зовут их сир. Ни цыгане, ни безумцы не станут врываться в Раскалл-Холл так, будто владеют им.

– Но я действительно владелец.

Похоже, принцев не так легко вывести из себя, хотя ей очень этого хотелось. Она всеми средствами пыталась довести его до того же состояния, до какого он довел ее! У Пенни было такое чувство, что все ее мосты уже сожжены, а гусь забит и жарится в духовке и терять ей уже все равно нечего. Она снова достала платок и высморкалась.

– Хотя у безумцев явно прослеживается та же тираническая самоуверенность, та же раздражающая высокомерная заносчивость, словно этот самый безумец не какой-то там обычный смертный, а сам Бог.

– Я смертен, и еще как, и предпочел бы, чтобы вы обошлись без слез. Вот, возьмите.

Он протянул ей чистый носовой платок.

И улыбнулся.

Ее как молнией ударило. Его улыбка околдовала ее, напустила сладострастные волшебные чары, губы изогнулись, обещая тепло и внимание. Несмотря на тревогу, она подумала, что может растаять от его внимания. Однако это, конечно же, всего лишь пустое очарование, за которым не было ни подлинного тепла, ни истинного участия. Он даже не старался скрыть своего изменчивого настроения, каждый поворот его душевного состояния отражался на его лице, словно блики бесстрастного солнца на поверхности ледяного темного озера.

– Прошу вас, возьмите. – Улыбка по-прежнему не покидала его лица.

Его платочек лег ей в руку мягким, роскошным белым комочком. На одном из уголков вышит замысловатый узор. Непринужденный признак богатства – этот платочек стоил больше, чем самая лучшая скатерть ее матери!

От шелка исходил едва уловимый запах моря и лошадей, кожи и апельсинов, напоминая ей о той вызывающей мускулистой мужественности, которую она почувствовала, когда он прижимал ее к себе верхом на коне. Воспоминания о его руке, обнимающей ее талию, горели где-то глубоко внутри, нашептывая всякие глупости о запретном плоде и первородном грехе. Ее губы вдруг стали до боли чувствительными. Она припомнила тот момент, когда он чуть не поцеловал ее. Чуть не прижался своими губами к ее губам. Но тогда он принял ее за другую. Она постаралась вспомнить детали их разговора в руинах, но не смогла – память словно смыло потоком ужаса, ярости и странного смешения неподвластных разуму чувств, овладевших ею, когда она сообразила наконец, кто он такой.

– Как бы я хотела, чтобы меня не похищали, – проговорила она. – К несчастью, я, похоже, поддалась панике. Но я не хотела этого. Женские слезы может вызвать не только страх, но и ярость…

– И вы, конечно же, испытывали и то и другое. – Он прошелся по комнате, касаясь рукой спинок кресел и столов, и остановился у замысловатой модели Солнечной системы, нежно провел пальцами по латунным спиралям. В каждой его черточке читалась властность и надменная самоуверенность. На лице непроницаемое, безучастное выражение.

Ярость немедленно взяла верх.

– А что я, по-вашему, должна была почувствовать?

– Может, страсть? – В голосе явно сквозила самоирония. Он снова одарил ее той самой полуулыбкой, превращающей ее кости в воду, улыбкой, сулящей тепло и поддержку и волшебство. – Когда твоя кровь вспыхивает огнем?

Поток необъяснимого, ужасного, горячего стыда потопил ее раздражение. Вот, оказывается, что значит быть монархом. Быть выше простых человеческих чувств, даже выше обычной учтивости. Действовать и говорить с возмутительным высокомерием и не реагировать на выпады других. «Конечно, – прошептал ей внутренний голос. – А ты чего ждала?»

– Значит, похищать невинных девушек – одна из ваших королевских привилегий?