Мой сын – Иосиф Сталин - [30]

Стоит он солнцем в вышине;

Его бессмертная отвага

Живет и будет жить в стране!

Его клинок висит на солнце

И взор людей влечет к себе,

Чтоб в должный час украсить пояс

Не отступавшего в борьбе.

Над победителем сияют

И солнце в небе, и луна.

О, разве смерть того осилит,

В чьем сердце жизнь заключена?!

И жив герой в орлином царстве,

На мир взирая с высоты;

Орлы крылами прикрывают

Его, как воина – щиты!

* * *

Расплавилось в ущелье солнце,

Но не смолкает песнь мествире!

Хвостом павлиньим виноградник

Раскинулся в прибрежной шири.

Сады души кропит слезами

Певец – скиталец поседелый.

И слушают сказанья ивы,

И внемлют песням земледелы.

Его слова – как вспышки молний,

Героям нипочем преграды!

– Пока земля в позорном рабстве,

Бессмертья мне, клянусь, не надо!

И мнится, что орлом бесстрашным

Проносится боец могучий.

– Мужи! Врагов своих разите! —

Призывный клич гремит из тучи…

Уже у старца в сумке ствири,

Что вторила его напевам;

Но в мальчике не унимался

Арсена клич, рожденный гневом.

Кулачный бой

На масляной неделе

У рынка шум и гам;

Амкары окружили

Горийский древний храм.

Над щелью узких улиц —

Балконы, скаты крыш;

Детей на вязах видишь

И па толпу глядишь.

И, братски состязаясь,

Борясь за честь свою,

Испытывают парни

Здесь кулаки в бою.

Нежданный вымах локтя,

И в челюсть бьет кулак;

Но разве тот мужчина,

Кого осилит враг?!

Кто крепко сшит и скроен,

Тот будет знаменит,

Кто, как хурджин, потрясши,

Соперника сразит.

Кулак тяжел, как молот.

Бойцов неистов пыл.

Сегодня будет видно,

Кто силу накопил.

Кто будет палаваном

И чей сильней удар, —

Сегодня тут, у храма,

Поймет и млад, и стар.

* * *

– Прославленный Птиани,

Победой бой увенчивай!

Противника повергни,

Мой добрый друг застенчивый!

– Любимец мой, Ходели,

Не дрогнешь и над бездною!

Ты кулаком пудовым

Плиту прогнешь железную!

– Боец Эгнаташвили,

Ты, как баржа, придавишь…

Твой ус – залогом верным,

Что свой кулак прославишь!

– А Гоча, схожий с тигром,

Сильнее Амирана.

Соперника повергнув,

Он и не двинет стана!

Не бой, а схватка дэвов!

Удар и вновь удары,

Опасные порою

И тем, кто бьется яро!

Строптивцев поединок;

Упрямо зубы сжаты;

Взлетевши вверх ногами,

Упал боец завзятый!

* * *

Загремело Верхорядье —

Нижнерядцев гонит прочь,

Отступающей ватаге

Нелегко уже помочь!

Победителя зурною

Провожает весь квартал;

Но на шумном перекрестке

Нижний Ряд плотиной стал.

Зурначи из Верхорядья

Смолкли, туш начав едва.

Вызов принял тут Хорвели,

Засучивши рукава.

Вот опять Ходели бьется,

С черной бровью сдвинув бровь;

Крепко дрогалю досталось —

Он не будет биться вновь!

А Ходели в мягких чустах

Наступает, дик и яр;

Мнится, львы колеблют землю;

За ударом – вновь удар!

Кулаки обвиты кожей

Или сложенным платком.

– Мы противников осилим,

А не то – в бою падем!

* * *

С высокой черепичной крыши

Вперил в бойцов Сосело взгляд;

Незыблемы, как башни, эти,

А те уже в пыли лежат.

Тела сраженных победитель,

Повергнув, громоздит кругом;

И мальчуган, живой, как серна,

Мечтает тоже стать бойцом.

– Скорее стать бы палаваном

Да взять противника в тиски,

Мне силу бы, как у Птиани,

Как у Ходели – кулаки!

О, лишь бы стать скорей героем,

Собратьев исцелить печаль!

Любимцем быть всего народа

И крепким волей, словно сталь!

Сосело день и ночь мечтает

Прожить во имя славных дел,

Как побратим – отважный Коба —

Желает мщенье взять в удел.

Когда горийские проселки

Объемлет сумрачная тишь,

Со стрелами и гибким луком

Крадется по тропе малыш.

Стрелу метнувши из засады,

Он крикнет: – Вот награда вам!

Я – Коба! За печаль Иаго

Я жить обидчику не дам!

За двух любимых побратимов

Бороться будет, грозно мстя;

Мечтая постоять за правду,

Отныне счастливо дитя.

Тюрьма души

Школу покинули дети,

Белок проворных быстрей.

Школу ли?

Тесные классы —

Камер тюремных мрачней!

Сердце здесь в ссадинах вечных

От ежедневных обид.

Это – тюрьма, где наставник,

Как кизилбаш, им грозит.

Слышится голос урода,

Властный, тупой и нахальный:

– Ты из грузин?

Как печально!

Где ты, растяпа, родился?

– В Грузии.

– Брешешь. В России!

В нашей империи царской!

В нашей империи царской!

В нашей империи царской!

Грузии нет уж давно.

В карцер тебя бы, бревно!

Или каменья дробить!

И мальчонок смотрит хмуро

На учителя

Мучителя.

* * *

Нас в глухих и безъязыких

Превратить хотят уроды,

Заглушить в душе надежды

И отторгнуть от народа,

Чтобы в этой трудной жизни

Знали мы одни невзгоды.

Наш язык давно в загоне,

И любимый, и родной.

Горе, если даже шепот

Педагог услышит твой!

Чтоб беды не приключилось,

Объясняйся, как немой!..

* * *

В церквах обедни служат.

Клони постом колени

И Сирина Ефрема

Не забывай молений!

– Я есмь сиянье миру,

Возрадуйтесь со мною!

Блажен, кто мне внимает,

Не устрашенный тьмою!

Но как темно во храме,

И сердце – как кладбище.

– Блаженны те, что кротки…

Но кротких где отыщешь?!

И кроток только Гиа,

Трудом изнеможенный;

Покорен дед Ниника,

Нуждою разоренный.

Но эти ли блаженны?

Ужели жизнь им в радость?

Не ропщут в мире только

Вкушающие сладость!

* * *

По утрам, едва лишь грянут

Трубы солнца на просторе

И проснувшихся горийцев

Позовут к работе зори, —

Домик вырядив невестой,

Мать в печи раздует пламя

И, отправив сына в школу,

Занимается делами.

Донимает труд поденный,

Тяжко, а работать надо!..

Но маячит ей надежда,

Словно луч над темным садом.

Сына вечером уложит,

День закончив невеселый,