Мой спаситель - [75]

— Миледи, сегодня вечером вы увидите, какие результаты способно дать остроумие.

Она отвела взгляд. Разговор снова затронул нежелательную для нее тему.

— Я не намерена участвовать в ваших глупых игрищах. Я торговка шерстью, — пробормотала она, — а не менестрель. Я не собираюсь петь, чтобы получить ужин.

В голосе цыгана появилась едва уловимая стальная нотка, а глаза стали серьезными.

— В данном случае у вас нет выбора. В лесу небезопасно. Сейчас, например, люди Эль Галло могут преспокойно окружать нас. Нам нужно найти убежище…

— Я сказала, что не буду петь, — повторила она, останавливаясь. — Это… недостойно меня. Вы, как водится, можете поступать так, как вам хочется, но…

— Как мне хочется? — в голосе цыгана не было веселья. — Неужели вы думаете, что мне хотелось отправиться в море, лицом к лицу столкнуться с печально известным Эль Галло, сражаться вилами с парочкой негодяев? — Он схватил ее за запястье и поволок за собой. — Я делаю это не потому, что мне так хочется. Я делаю это, потому что мы в большой опасности, леди. Если мы не найдем возможности укрыться на ночь за стенами замка, вполне вероятно, что завтра мы вообще не проснемся! Вы понимаете меня?

Его слова и тон, которым они были сказаны, напугали ее, но она не собиралась показывать ему этого.

— Я не буду петь, — упорствовала она, вздернув подбородок.

Он круто развернулся и вперил палец ей в грудь.

— Будете!

— Не буду!

— Назовите мне хоть одну разумную причину!

— Я не могу петь! — прошипела она.

Последовало ошарашенное молчание.

— Я не умею петь! — резко бросила она. — Теперь вы понимаете? Я не могла петь заутрени! Я не могу петь мадригалы! Я не могу петь коротенькие песенки с припевом! Я не могу взять ни одной проклятой ноты! Я вообще не умею петь! Так что вы можете петь, чтобы заработать ужин, а я, я буду молчать, благодарю вас!

Лине развернулась на каблуках, ужасаясь только что сделанному признанию. Тайна, которая причиняла ей нешуточные страдания, теперь перестала быть таковой. Она приготовилась услышать издевательский смех, который, как она была уверена, неизбежно последует.

У Дункана не было желания смеяться. Он по-прежнему, не веря своим ушам, смотрел в напряженную спину Лине де Монфор.

— Это все?

Он тряхнул головой. Все могут петь. Она всего лишь скромничала — или была слишком застенчивой. Он улыбнулся с уверенностью. Он не сомневался, что при его небольшой помощи она запоет, как ласточка.

Он не мог представить, как сильно ошибается.

Лине была уверена, что колени у нее вот-вот подогнутся. Руки и ноги отказывались ей повиноваться, а язык, казалось, прирос к гортани. И голова вела себя странно, словно жила отдельной от тела жизнью. Глаза разбегались, пока она безуспешно пыталась сосчитать бесчисленные ряды знати, разряженной в шелка, бархат и тяжелую парчу, а дальше за обычными столами теснился простой народ в одеяниях графства Кендалл.

— Черт, — прошептала она заплетающимся языком, в очередной раз сбившись со счета. Она помахала перед лицом рукой. Господи Иисусе, в этом замке было жарко, хотя она уже развязала на спине тесемки платья. Может, ей стоит вообще снять стесняющую движения шерстяную одежду.

Святая Мария, о чем она думает? Смешок вырвался из ее хорошо смоченного вином горла, отчего она едва не потерял равновесие, поэтому ей пришлось схватиться за цыгана, чтобы не упасть.

Это все его вина — этого дьявола-цыгана. Один раз она попробовала ущипнуть его за руку, но безуспешно. Будь проклят этот симпатичный негодяй. Он дал ей слишком много выпить, а она теперь не могла досчитать до двадцати.

А, ладно, решила она, счет может и подождать. Она взглядом даровала ему прощение и вздохнула. Она как-то странно и непривычно себя чувствовала, словно ее расчесывали ворсовальной шишкой. Святые угодники, как же красив был этот цыган! И какой у него очаровательный рот, решила она, облизывая губы.

Дункан ощущал каждый изгиб и выпуклость на теле леди Лине де Монфор, когда она сидела на помосте, привалившись к нему, в этой обтягивающей шерстяной штуке, которую проститутки называют платьем. Сейчас оно едва держалось на ее плечах. Если, упаси Господи, она вздохнет поглубже…

Вот — она опять это делает — она провела язычком по губам, глядя на него из-под припухших век дразнящими зелеными глазами. Господи Иисусе. Если она не прекратит, ему ничего не останется, как взять ее прямо здесь, на помосте, на глазах у высокой публики. Развлечение? Он устроит развлечение лорду — владельцу замка!

Дункан взял аккорд на одолженной лютне, а потом заиграл мелодию, которую давно знал на память.

Ему нужно было проследить, чтобы она не напилась. После маленького глотка вина и большой лести последовала репетиция, и он убедился, что сдержанность Лине в отношении собственной способности к вокалу вполне оправданна. Еще никогда ему не приходилось слышать столь чудовищно перевранной мелодии. Впрочем, его это не смутило, и он решил, что пение — это еще не все. Все, что он должен сделать, — это заставить Лине расслабиться настолько, чтобы она просто сидела рядом с ним на помосте перед жителями замка. Стоит мужчинам увидеть девушку, и недостатки ее вокала никого не смутят.