Мой Шелковый путь - [4]

Мне показалось, что он не просто так настаивал на встрече с прокурором. Возможно, не желал говорить чего-то во всеуслышание? Я внимательно посмотрел на него и кивнул.

— Может быть, поеду…

Потом я позвонил адвокату, и тот заверил меня, что ко мне не могло быть претензий ни у кого и что в ближайшее время недоразумение будет улажено.

— Так что, ехать мне в Венецию? — уточнил я у адвоката.

— Наверное, лучше поехать, если они настаивают.

— Похоже, что настаивают, — сказал я и повернулся к «старшему». — Куда идти?

— Машина за воротами. — Подумав, он добавил: — На всякий случай возьмите с собой какие-нибудь вещи.

— Зачем? Мы же только поговорить едем, не так ли?

— На всякий случай, синьор…

Это меня насторожило. Холодная волна беспокойства прокатилась по телу. До той минуты я думал, что произошла досадная ошибка: в прессе появлялось много нелицеприятных и откровенно злобных статей обо мне. Но после слов «на всякий случай» меня пронзили первые уколы настоящей тревоги. «На всякий случай» — это не пятиминутный разговор с прокурором.

Мне не хотелось думать об этом.

Сразу за воротами виллы стоял потертый «фиат» с полицейским фонарем на крыше. Вся улица была забита машинами с надписью «полиция» вдоль борта. Пока на нашей вилле продолжался обыск, снаружи столпилось немало зевак, все ждали чего-нибудь интересного, обсуждали. Я обернулся, пытаясь улыбаться, и помахал рукой оставшимся в доме друзьям и дочери.

— Прошу! — Полицейский распахнул жалобно скрипнувшую дверь автомобиля, и я уселся на заднее сиденье.

Рядом с водителем устроилась переводчица.

— Хотите поговорить с кем-нибудь по телефону? — любезно предложила она.

Я покрутил протянутую мне телефонную трубку. Кому звонить? Зачем? Настроение мое угасало. Прекрасный солнечный день был испорчен безвозвратно. Мне все еще хотелось думать, что я скоро вернусь домой, но пришлось признать: отряд полиции в тридцать человек приехал не для того, чтобы предложить увеселительную прогулку.

На ближайшие дни у меня намечалась встреча с футболистом Андреем Шевченко. Я набрал его номер и, стараясь говорить спокойно и даже со смехом, сообщил ему, что меня, похоже, арестовали, поэтому наша встреча откладывается. Стоявшие вокруг полицейские затаили дыхание, женщина-переводчица буравила меня глазами.

— Нет, ничего страшного, — говорил я в трубку телефона. — Какая-то нелепая история… Я перезвоню тебе, как только все утрясется.

Потом я набрал номер Кахи Коладзе, поделился с ним моей неприятностью. Он выразил надежду, что к вечеру я вернусь домой.

— Кому вы звонили? — повернулся ко мне полицейский.

— Футболистам миланской команды… — Повертев в руках телефон, я вернул его полицейским. — Не хочу… Сейчас не хочется разговаривать ни с кем…

— Может, вам надо решить какие-нибудь дела? — настаивала переводчица.

— Нет. Поедем. Я устал. Давайте закончим все побыстрее…

«Фиат» загудел, и мы покатили. Впереди, нацепив большие очки, мчались полицейские на мотоциклах, а позади нас ехало еще несколько черных автомобилей. Над дорогой поднялась пыль.

Я не предполагал, что моя поездка «к прокурору» растянется на долгие десять месяцев.

Ехали молча. Дважды останавливались, чтобы мои сопровождающие могли размяться. Когда полицейские проголодались, они припарковались возле скромнго кафетерия на обочине пыльного шоссе.

— Что вам купить, синьор? — обратился ко мне «старший».

— Спасибо, я не хочу ничего.

— Путь не близкий, господин Тохтахунов. Почти четыреста миль!

— Поэтому хотелось бы доехать поскорее, чтобы разобраться с этим недоразумением.

Они ушли, оставив меня под присмотром двух человек. Из рации доносилось шипение, то и дело слышался чей-то трескучий голос. Несколько прохожих остановились возле нашего «фиата» и принялись меня разглядывать. Поскольку ничего не происходило, им надоело торчать на солнцепеке, и они ушли.

А потом мы опять ехали, жарясь в раскаленном воздухе. Горы сменялись оливковыми плантациями, садами, мелькали цветы, белые стены, черепичные крыши. Несколько раз я проваливался в дремоту, должно быть, сказывалось нервное перенапряжение, утомление. Один городишко, другой… При иных условиях я наслаждался бы путешествием, но не в этот раз.

Когда мы остановились перед полицейским участком, уже горели фонари, сгущались сумерки.

— Вот мы и на месте, — сказал «старший».

Боже мой, сколько же мы отмахали в этом трясущемся «фиате»?

Я с трудом выбрался из машины — ноги затекли, стопы остро ныли. Казалось, все тело мое окаменело и никак не могло вернуться к жизни. Голова гудела от усталости.

— Разве это Венеция? — огляделся я удивленно, не увидев воды.

— Мы на окраине. Венеция чуть дальше, — махнула переводчица рукой куда-то в сторону. — Проходите в участок, синьор.

Вечер был изумительно тихий. Не хотелось верить, что сейчас произойдет что-то ужасное. Но ничего хорошего ожидать не приходилось. Ради пары-тройки вопросов никого не повезут через всю страну. И еще это «возьмите вещи на всякий случай»…

Что ж, подумал я, приятного мало, но горевать пока рано.

В полицейском участке мне зачитали какую-то бумагу, но так как переводчица почему-то исчезла, я не понял ни слова, за исключением одного: «Америка».