Мой Сергей. История любви - [13]

Обычно мы тренировались с 9.00 до 10.45 утра, затем еще сорок пять минут занимались поддержками.

Потом я шла в школу, делала уроки, а к половине седьмого возвращалась на тренировку, которая продолжалась до половины десятого.

Сергей уже окончил школу и любил днем поспать. Однако Жук считал, что спать днем можно не больше сорока пяти минут, иначе ты не сможешь как следует работать вечером. Наш друг Александр Фадеев, фигурист-одиночник, которого тоже тренировал Жук, мог проспать и три часа подряд. И Сергей тоже. В результате Жук начал всем рассказывать, что Сергей ленив и не знает, что такое дисциплина, не слушается тренера и пропускает тренировки. А мне он постоянно твердил, что намерен подобрать нового партнера, что ему не нравятся привычки Сергея.

Когда он это говорил, я его ненавидела, поскольку твердо знала, что со мной может кататься только Сергей, и я не собиралась менять партнера. Но Жук продолжал ругать Сергея, постоянно повторяя одну и ту же фразу: Сергей нарушает режим».

Жук злился из-за того, что Сергей не принимал его всерьез, что вне тренировок его игнорировал. Сергей часто повторял:

— Что я делаю после тренировок, вас не касается. Если я захочу выпить кружку пива, я это сделаю. А если в воскресенье у нас нет тренировки, я не собираюсь вставать в семь часов утра.

Жук мог приказать мне все что угодно, и я бы это выполнила, поскольку, как уже говорила, была очень послушна. И потому меня страшно беспокоило поведение Сергея. Мне казалось, что он совсем не стремится к успеху. Ужасная глупость с моей стороны, ведь на самом деле он занимался тяжелой атлетикой, чтобы стать сильнее, да и катался просто великолепно. Что бы Сергей ни делал — играл ли в теннис, футбол, или бегал,— он всегда старался победить. У него были свои жизненные правила, и хотя Сергей никому о них не рассказывал, он жил, следуя собственному кодексу. Он твердо знал, что хорошо, а что плохо. В отличие от меня — я вечно без рассуждений принимала то, что говорили другие.

Жук стремился занимать нас как можно больше и постоянно держать возле себя. Видимо, из-за того, что был одинок. А возможно, чтобы не пить. Он хотел контролировать наши жизни. Частенько повторял:

— Если я с вами не стану работать, вам ни за что не попасть в олимпийскую команду, да и на чемпионат мира вас никто не возьмет.

Он старался сделать так, чтобы мы полностью от него зависели, чтобы считали, будто лишь он один в состоянии позаботиться о нашем здоровье и научить нас правильно питаться и спать.

Заставлял нас вести дневники: сколько выбросов, вращений и прыжков мы попытались сделать, сколько раз приземлились верно, как чувствовали себя перед тренировкой, как — после. Мы должны были делать эти записи каждый вечер. Сергей категорически отказывался. Брал мой дневник и все списывал. Зато я всегда выполняла задания тренера очень старательно. У меня просто отлично все получалось. Жук приказал нам приносить дневники на тренировки, чтобы он мог их проверять. А в конце месяца нужно было все суммировать — сколько часов проведено на льду, сколько прыжков сделано, сколько приземлений, сколько ошибок. Меня от всего этого охватывал самый настоящий ужас.

Летом Жук любил возить нас в два места, где проводил обычные тренировки, не на льду. Одно из них — курорт на Черном море, с очень мягким климатом. Мы отправлялись туда в середине мая – начале июня. Встречались в семь утра каждое утро, и Жук рассказывал нам, чем предстоит заниматься днем. Затем была пробежка — с 7.15 до 8.45, всегда по обычной дороге, никаких специальных дорожек и особых дистанций.

Жук обычно говорил: «Бегите вон туда, а потом обратно». Два раза или сколько ему в этот момент хотелось. Иногда мы бегали вдоль пляжа, по камням, ракушкам и песку; ужасно тяжело, но, наверное, полезно для ног.

В девять мы завтракали, потом делали упражнения для рук: уходили на специальную площадку у моря, где было много больших круглых камней, и бросали их вперед, назад и в разные стороны. Камни весили около двух килограммов, а это упражнение приходилось выполнять раз пятьдесят – шестьдесят. Жук очень внимательно следил за количеством выполненных попыток. И естественно, я абсолютно точно следовала всем его распоряжениям. Потом мы делали отжимания и упражнения для брюшного пресса.

Тяжелее всего был бег по лестницам, который Жук просто обожал. Самая длинная лестница насчитывала двести двадцать пять ступенек, а другая — сто семьдесят пять. Иногда тренер заставлял нас не бегать, а запрыгивать на ступеньки, сначала на одной ноге, а потом на другой. Всегда с секундомером в руках, причем мы должны были заносить свои результаты в дневники. А вечером он говорил: «Сегодня вы работали лучше».

Или: «Сегодня было хуже, чем вчера. Придется принять меры».

Жук считал, что фигуристам очень полезно нырять и плавать под водой. Он утверждал, что это упражнение помогает научиться контролировать дыхание. Ты делаешь глубокий вдох и удерживаешь воздух как можно дольше. Но в фигурном катании удерживать дыхание не нужно. Только Жук с его безумными идеями думал, что мы это делаем на льду. Я помню, как однажды в середине мая он объявил всем, что мы идем бить гарпунами рыбу. Он очень любил это занятие. В условленное время пришла я одна и страшно разозлилась на остальных за то, что мне ничего не сказали. Мы с Жуком отправились на рыбалку вдвоем. Лето еще по-настоящему не наступило, вода в море была ледяная, и я мгновенно замерзла. Жук велел мне надеть что-нибудь поверх купальника, чтобы согреться. Ласты оказались слишком большими, найти подходящего размера не удалось, поэтому я натянула на ноги несколько пар носков, а на себя свитер, теплые брюки и даже теплую шапку. Я ненавижу море, а поскольку плаваю плохо, мне было очень страшно. Жук вошел в воду с ружьем для подводной охоты и заставил меня последовать за ним.