Мой пылкий рыцарь - [102]

— Хотел бы я ответить утвердительно, но боюсь, что мои дражайшие родственницы поспешат оспорить это мнение.

— Мне очень жаль, что я вела себя так некрасиво. Я непременно извинюсь перед всеми, кто за мной ухаживал, если, конечно, они осмелятся еще хотя бы раз приблизиться к моей постели. — Эйнсли сокрушенно покачала головой. — Рана почти не беспокоит меня. Я чувствую себя здоровой, вот только эта проклятая слабость!.. Ум и сердце подсказывают мне, что я могу встать с постели и вести обычную жизнь, а тело дрожит от слабости и не позволяет мне этого сделать. От такой беспомощности можно сойти с ума! А поскольку я никогда не отличалась кротким нравом, вымещаю свою злость на других. Не думай, что я пытаюсь оправдаться — дурным манерам нет оправдания, — просто хочу объяснить причины своего поведения.

Гейбл нежно поцеловал Эйнсли в губы и с радостью отметил, что она тут же обвила руками его шею и безмолвно потребовала более глубокого поцелуя. Он мягко отстранился, пытаясь заглушить вспыхнувшую страсть, и с улыбкой взглянул на девушку.

— Ты еще недостаточно здорова для этого.

— Однако это помогло бы нам скоротать время. Раз уж я все равно целыми днями валяюсь в постели…

— Не пытайся меня соблазнить, — укоризненно заметил Гейбл, решительно высвобождаясь из ее объятий. Эйнсли вздохнула:

— Тебя наверняка ждут дела. Иди! Ты вовсе не обязан сидеть здесь со мной.

— У меня действительно много дел, однако я задержусь у тебя еще несколько минут, поскольку есть одна вещь, для которой, на мой взгляд, ты уже достаточно поправилась.

— Ну и что же это за вещь? — настойчиво спросила Эйнсли, поскольку Гейбл, раздразнив ее любопытство, загадочно умолк.

— Нам надо поговорить. Я думаю об этом разговоре уже много дней, даже недель, а вот теперь вдруг оказалось, что не могу найти нужных слов.

— Ты заставляешь меня волноваться. Говори же!

Эйнсли постаралась не показывать своего беспокойства. Неужели Гейбл собирается сообщить ей, что как только она окончательно поправится, он отправит ее в Кенгарвей? Он ведь теперь ее лэрд. Возможно, он даже нашел для нее подходящего жениха. Эйнсли мысленно обозвала себя дурой. Как она могла подумать, будто то, что Гейбл привез ее в Бельфлер, означает нечто большее, чем просто заботу о ее здоровье? Ее ранили, когда она спасала ему жизнь, вот он из чувства благодарности и привез ее туда, где, на его взгляд, ей будет обеспечен наилучший уход. Эйнсли сама себе многократно повторила эти рассуждения, однако что-то в глубине души мешало ей поверить в то, что это правда.

— Для волнений нет причин. — Он не сводил рассеянного взгляда с ее руки и легонько поглаживал пальцы. — Я дурно обращался с тобой, Эйнсли.

— Какая чушь! — возмущенно воскликнула она и тут же осеклась под его суровым взглядом.

— Ты собираешься и дальше перебивать меня? Так у нас дело не пойдет!

— Извини, я буду молчать.

— Прекрасно! Так вот, как я уже сказал, я дурно обращался с тобой. Я склонил тебя к близости, а между тем продолжал подыскивать себе жену. Таким образом я унизил тебя, вел себя так, словно ты непорядочная девушка. Но поверь, Эйнсли, никогда, ни на одно мгновение, я не думал о тебе дурно! — Он поморщился и покачал головой. — Что-то не слишком складно…

— Так, может быть, ты перестанешь ходить вокруг да около, а приступишь прямо к сути? Что ты хотел мне сказать?

— Ты права. Хотя я мог бы говорить часами, чтобы загладить свою вину перед тобой, первым делом я задам вопрос, который уже давно вертится у меня на языке.

Эйнсли протянула руку и, улыбнувшись, нежно коснулась щеки Гейбла.

— Хотя я не знаю за тобой никакой вины, которую нужно было бы заглаживать, могу сказать — просто чтобы у тебя стало спокойнее на душе, — что прощаю все обиды, которые, как ты воображаешь, ты мне нанес.

— Спасибо! Хотя о чем это я? Следовало бы ответить совсем по-другому… О черт!

Окончательно запутавшись, Гейбл стиснул руку Эйнсли и вдруг спросил без обиняков:

— Ты согласна стать моей женой?

Эйнсли онемела. Хотя она ясно расслышала его слова, ей на мгновение показалось, что она снова впала в беспамятство. Вопрос был задан прямо в лоб, без непременной прелюдии, столь милой сердцу любой женщины, в виде признаний в любви, страстных клятв, заверений, что он-де жить без нее не может… Лицо Гейбла не выражало никаких эмоций, только напряженное ожидание ответа.

— Ты вовсе не обязан на мне жениться лишь потому, что лишил невинности, — стараясь говорить спокойно, произнесла Эйнсли. Ей вдруг пришло в голову, что, делая ей предложение, Гейбл руководствовался не любовью, а чувством долга. — И уж тем более ты не обязан жениться потому, что в меня попала предназначенная тебе стрела!

— Мною руководят совершенно иные причины. Я уже сказал — я хочу, чтобы ты стала моей женой. Мне следовало заговорить об этом сразу же, как ты оправилась от лихорадки, но я боялся, что ты согласишься из благодарности за то, что я привез тебя в Бельфлер, или просто чтобы не спорить. Мне хотелось, чтобы твое сознание окончательно прояснилось, дух окреп, а силы, насколько возможно, возвратились. Пойми, Эйнсли — я так долго был в плену своих собственных странных представлений о том, какова должна быть моя будущая жена, что не заметил, как в моей жизни появилась самая подходящая девушка на эту роль! И лишь вернув тебя отцу, я понял, что потерял. Ты нужна мне, Эйнсли. Прошу тебя, будь моей женой!