Мой путь в рай - [43]

Он продемонстрировал нам, как, словно моряк на корабле, противостоит каждому толчку машины, компенсируя с помощью согнутых колен все толчки на неровной местности. Это имело смысл, и я восхищался его техникой, пока не вспомнил, что он готовит нас к геноциду.

- Теперь идите. Готовьтесь к завтрашней тренировке. Представляйте себе, что вы держите ружье и целитесь. Тренируйте все движения. Тренируйтесь в воображении. Пять часов. - Кейго отпустил нас взмахом руки. Мы сняли защитное вооружение, я весь промок от пота. Помогли Завале дойти до двери. Листочки со сведениями о людях, севших на корабль на станции Сол, промокли, поэтому я стал размахивать ими в воздухе, чтобы просушить. Я нервничал при мысли о выходе в коридор - любой встречный мог оказаться убийцей ОМП, поэтому я вначале просмотрел листочки, запомнил лица и вышел последним. Все шли, повесив головы. Все, кроме Мавро.

Он сунул в рот сигару. Руки его слегка дрожали, когда он пользовался зажигалкой.

- Не беспокойтесь об этих слабаках, - сказал он. - Когда я был ребенком, мать била меня посильнее. Самураев, живых, дышащих - а не эти симулированные изображения, - мы можем побить! Правда?!

Мы согласно кивнули.

Немного постояли в коридоре. Завала, молодой киборг, вздрогнул. Он выглядел так, словно вот-вот упадет. Мавро обнял его рукой.

- Как дела, компадрес? - спросил он.

Завала кивнул и чихнул. Обнажил руку-протез. Она кончалась у локтя. Он осмотрел кожу на месте соединения.

- Горит. Я чувствую, как горит моя рука, - сказал он удивленно. - Это гниль. У меня ее нет. Но я чувствую, как она горит.

- Дай-ка я взгляну, - сказал я.

- Si, пусть посмотрит дон Анжело. Он врач, - сказал Перфекто.

Гниль, L24, бактериальная разновидность проказы, разработанная как биологическое оружие. За несколько дней зараженная рука сгнивает. В городах она много неприятностей не причиняет, потому что с ней можно справиться, если есть лекарства. Но если подвергнуть ей партизан в джунглях, она действует опустошительно, потому что гверилья не успевают вернуться в деревню для лечения. И хоть остановить процесс возможно, бактерия L24 делает невозможной регенерацию тканей.

Завала протянул руку, и я осмотрел кожу вокруг протеза. Кожа совершенно нормальная и здоровая, никаких белых хлопьев. Потрогал тело вокруг протеза в поисках воспаления, ничего не обнаружил.

- Мне кажется, все нормально, - сказал я. Завала нахмурился, поэтому я добавил: - Но нужно наблюдать несколько дней, просто для надежности. У меня в медицинской сумке есть антибиотики, они убивают все.

Я не сказал, что у меня их немного и использовать их можно только в случае крайней необходимости. Все равно для лечения не хватит. В Панаме я такими лекарствами не занимался. Но они есть в аптеке на любом углу.

Абрайра собралась уходить, и Завала слабо улыбнулся. Он сказал:

- Подожди минутку. - Открыл дверь боевого помещения и крикнул: Хозяин Кейго. По коридору ползут отвратительные тигролилии. Много раненых! Вниз! Быстро!

Мы все улыбнулись, и большой самурай выбежал из комнаты. Но не побежал по коридору к лестнице. Схватил Завалу и поднял в воздух, как великан ребенка. На ломаном испанском сказал:

- Когда говоришь... со мной... говори по-японски. Неужели так трудно научиться языку?

Завала попытался вырваться. Кейго ударил его о стену, не очень сильно, и вернулся в комнату.

Мавро подтолкнул Завалу и улыбнулся.

- Ты прав. Ты кузнечик.

5

Мы немного постояли у входа в боевое помещение, потом Завала и Мавро отправились обследовать корабль. Абрайра сказала мне:

- Я покажу нашу комнату, - и мы с Перфекто пошли за ней. На лестнице мы встретили Сакуру; он остановил нас взмахом руки. Он весь был зубы и улыбки.

- Что вам нужно? - спросила Абрайра. Ровный тон голоса, который она сумела поддерживать раньше, исчез.

Сакура улыбнулся.

- Слушайте внимательно, и я научу вас гимну компании, - сказал он. Мы поем его каждое утро, когда просыпаемся, и каждую ночь, когда ложимся спать. И если в коридоре вас встретит доверенное лицо компании и прикажет спеть, вы должны петь гимн выразительно, от всего сердца.

Я переминался с ноги на ногу: мне не терпелось начать изучение своих листочков с биографиями.

И тут Сакура запел по-японски. Похоже на ворчание в животе, негромкие вопли и крики, и восточная музыкальная манера совсем не звучала как музыка. Из глаз Сакуры потекли слезы, и он размахивал руками. Начиналось так:

Итами де цукури,

Итами де ури...

Я потом я уже не смог следить. Сакура кончил, опустив голову; он плакал так, словно у него разбито сердце и он не имеет сил, чтобы стоять. Придя в себя, он поднял руки и велел нам петь.

Я был ошеломлен. Я знавал когда-то уличного волшебника, который приделал цыпленку клюв-протез, а в нем спрятал микрофон, и когда поблизости начинал работать магнитофон, цыпленок цитировал Священное Писание. Волшебник принес цыпленка на ярмарку и дурачил крестьян, говоря им, что цыпленок научился цитировать нагорную проповедь, испив воды из святого фонтана. Так он заработал много денег. Я часто ходил смотреть на его представление: очень забавно было видеть удивление и страх на лицах крестьян. Я уверен, что когда Сакура предложил нам петь, мое ошеломленное лицо напоминало лица тех крестьян. Может, если бы я был ребенком, я бы запел. Мы все молчали.