Мой путь к Богу и в Церковь. Живые свидетельства 2000-х годов - [6]

Шрифт
Интервал

Однако уже в 15 лет это внутреннее ощущение Божьего присутствия куда-то исчезло, уступив место отчужденности. Я не разуверился в Боге, но думал, что Ему до нас уже нет никакого дела. Вполне возможно когда-то Он действительно сотворил людей, но потом они разочаровали Его. И Господь махнул на нас рукой, предоставив самим себе. Как, например, махнули рукой на меня мои родители, занятые в те годы работой и выживанием семьи.

Я сам о Боге в те годы вспоминал нечасто. Хотя, когда я поступил учиться в университет — а случилось это в последний год существования Советского союза, религиозность и богоискательство были в моде среди моих сверстников. Но затем распад советской системы запустил и процесс личностного разрушения миллионов советских людей, а потрясения от шоковых реформ в мгновение ока уничтожили все нравственные барьеры и представления о добре и зле.

Бог? О Нем тогда никто и не вспоминал. Рок-музыкант Армен Григорян, лидер популярной и то время группы «Крематорий» пел: «Ведь мы живем для того, чтобы завтра сдохнуть». Эти слова и были девизом нашей компании: мы старались попробовать все удовольствия этого мира, все расширяющие сознание препараты и средства, полагая, что завтра всех нас ждет угасание и смерть.



При этом мы чувствовали себя высоко духовными людьми: мы читали Розанова и Андреева, Блаватскую и Гурджиева. Мы спорили о трудах Мережковского, Фрезера и Кастанеды, штудировали самиздатовские переводы Алистера Кроули и Антона Ла-Вея — основателей сатанинских культов. До кровавых жертв и средневековых карнавальных ритуалов дело, слава Богу, не дошло, но ощущение причастности к мистическим тайнам и кругу избранных приятно щекотало чувство собственного величия.

Именно в тот момент в моей голове и родилась идея, которая пленила мое воображение: «Смысл человеческой жизни заключается в том, чтобы познать себя: понять, насколько низко человек может пасть, а потом узнать, до каких высот он может подняться».

И я с радостью идиота пошел осваивать первый этап — падение в бездну. Да, многие любят употреблять это слово — «бездна», хотя, на мой взгляд, куда уместнее сравнивать деградацию человека с болотом: все происходит плавно и приятно, шажок за шажком, компромисс, заключенный со своей совестью, тянет за собой другой компромисс, предательство идет за предательством… И, главное, человек все время пребывает в иллюзии, что в любой момент можно остановиться и выбраться из этого болота, как из ванны с целебной грязью. Вот же он — берег, я сейчас подтянусь и готово! И только пытаясь подтянуться, начинаешь понимать, что завяз уже по самое горло, что трясина не отпустит тебя, и прямо сейчас черная зловонная жижа хлынет в легкие…

Когда я впервые почувствовал, что нужно выбираться? Наверное, когда вокруг меня стали гибнуть мои друзья и однокурсники. Сначала покончила с собой одна моя однокурсница, затем свел счеты с жизнью мой близкий друг — наверное, самый веселый и светлый человек из всех, кого я встречал в жизни. Затем погиб еще один человек, другой, третий, пятый… В те годы мы с однокурсниками буквально кожей ощущали, как смерть ходит среди нас, и каждый из нас ждал, что вот-вот настанет его очередь.

Иногда мне казалось, что я тоже умер, а весь окружающий мир — не более чем иллюзия, всполохи умирающего сознания. Или же ад, преисподняя. В самом деле, почему ад должен выглядеть как фантазия Данте с рогатыми чертями? Ад — это проекция нашего мира, но с незаметными на первый взгляд нюансами: здесь нормой является то, что в нормальном мире кажется абсурдом, дикостью и невозможной нелепостью. Только мы все забыли, что мы умерли.

Словом, из этого кошмара нужно было выбираться. Я решительно оборвал все старые связи и с головой ушел в работу. Делать карьеру мне понравилось, но через некоторое время профессиональные связи привели меня к очень близкому знакомству с криминальными структурами. В частности, я стал работать в одной рейдерской фирме, занимавшейся захватами и принудительными банкротствами акционерных обществ — в основном, старых советских предприятий, заводские корпуса которых потом перестраивались в бизнес-центры. Однажды коммерческая война переросла в войну настоящую, и подосланный киллер расстрелял у дверей офиса моего босса и нанимателя. Босс выжил только чудом, получив очень серьезные ранения. Прошла информация, что и на ключевых сотрудников компании, в том числе на меня, тоже готовятся покушения.

Вскоре нашей фирмой заинтересовались правоохранительные органы (разумеется, интерес органов правопорядка был стимулирован соответствующими бизнес-структурами). В итоге организация была ликвидирована, и многие люди ушли в бега.

Я был потрясен, не мог понять, почему я так легко поставил под удар свое будущее и самое дорогое, что у меня было, есть и будет — свою семью?! Что по сравнению со здоровьем и благополучием моих близких могут значить все эти «легкие деньги»?!

Кстати, о деньгах. Сегодня я иногда с удивлением спрашиваю себя: куда испарились все те «легкие деньги», что тогда буквально сами падали с неба? Рейдерский бизнес давал неплохие заработки: у меня был автомобиль с шофером, я каждый день обедал в ресторанах, вечерами пропадал в клубах, покупал себе дорогие вещи, мне были доступны все развлечения… Но, как только я покинул этот бизнес, все мое «богатство» куда-то очень быстро испарилось, как морок, как наваждение. Все мои «достаток», «уровень жизни» и «статусность» оказались не более чем фанерными декорациями к пьесе про человеческую глупость и жадность. Но, как только спектакль закончился, «декорации» перестали что-либо значить и превратились в ничто.


Рекомендуем почитать
Записки из Японии

Эта книга о Японии, о жизни Анны Варги в этой удивительной стране, о таком непохожем ни на что другое мире. «Очень хотелось передать все оттенки многогранного мира, который открылся мне с приездом в Японию, – делится с читателями автор. – Средневековая японская литература была знаменита так называемым жанром дзуйхицу (по-японски, «вслед за кистью»). Он особенно полюбился мне в годы студенчества, так что книга о Японии будет чем-то похожим. Это книга мира, моего маленького мира, который начинается в Японии.


Прибалтийский излом (1918–1919). Август Винниг у колыбели эстонской и латышской государственности

Впервые выходящие на русском языке воспоминания Августа Виннига повествуют о событиях в Прибалтике на исходе Первой мировой войны. Автор внес немалый личный вклад в появление на карте мира Эстонии и Латвии, хотя и руководствовался при этом интересами Германии. Его книга позволяет составить представление о событиях, положенных в основу эстонских и латышских национальных мифов, пестуемых уже столетие. Рассчитана как на специалистов, так и на широкий круг интересующихся историей постимперских пространств.


Картинки на бегу

Бежин луг. – 1997. – № 4. – С. 37–45.


Валентин Фалин глазами жены и друзей

Валентин Михайлович Фалин не просто высокопоставленный функционер, он символ того самого ценного, что было у нас в советскую эпоху. Великий политик и дипломат, профессиональный аналитик, историк, знаток искусства, он излагал свою позицию одинаково прямо в любой аудитории – и в СМИ, и начальству, и в научном сообществе. Не юлил, не прятался за чужие спины, не менял своей позиции подобно флюгеру. Про таких как он говорят: «ушла эпоха». Но это не совсем так. Он был и остается в памяти людей той самой эпохой!


Встречи и воспоминания: из литературного и военного мира. Тени прошлого

В книгу вошли воспоминания и исторические сочинения, составленные писателем, драматургом, очеркистом, поэтом и переводчиком Иваном Николаевичем Захарьиным, основанные на архивных данных и личных воспоминаниях. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.


Серафим Саровский

Впервые в серии «Жизнь замечательных людей» выходит жизнеописание одного из величайших святых Русской православной церкви — преподобного Серафима Саровского. Его народное почитание еще при жизни достигло неимоверных высот, почитание подвижника в современном мире поразительно — иконы старца не редкость в католических и протестантских храмах по всему миру. Об авторе книги можно по праву сказать: «Он продлил земную жизнь святого Серафима». Именно его исследования поставили точку в давнем споре историков — в каком году родился Прохор Мошнин, в монашестве Серафим.