И только тут Карсыбек понял, как трудно быть главным! Сколько же у главного дел!.. За все отвечай, все знай, все умей сделать, все учти, ничего не забудь, умей разговаривать с людьми без криков и оскорблений, унимать таких бешеных, как Марьям, быть твердым в расправе с теми, кто приехал на целину не работать, а безобразничать или зашибать длинные рубли, принимать бесконечный поток новоселов, выслушивать жалобы, просьбы, попреки, советы, пожелания, часто противоречивые… И при всем том ни на одну минуту не терять твердости духа, держать себя в руках, чтобы часом не взорваться и не наговорить грубостей.
Карсыбек вздохнул. «А как же приходится тем, кто самые главные?» И он махнул рукой. Этого он не мог представить и в тысячной доле.
…Кое-как Матвей Иванович успокоил Марьям, бушевавшую словно буран.
Она кричит, а он смеется. Она еще пуще кричит, а он хохочет. Ну, тут Марьям не выдержала и сама рассмеялась. Ведь кричала-то она не со зла, а из добрых побуждений: очень уж любила свою работу и хотела, чтобы ничто ей не мешало.
Насмеявшись вволю, Матвей Иванович сказал:
— Ну, дочка, все выложила? — Он всегда называл так Марьям. Он очень любил и уважал в ней напористость и упорство, когда она ставила перед собой какую-нибудь цель.
— Все, — улыбаясь, отвечала Марьям.
— Хорошо. Сейчас товарищ Нурманов пойдет с тобой, распорядится насчет тракторов и всего прочего. Потом поедет в твои бригады и там поможет тебе.
Марьям и Габит Нурманов вышли, и тут Матвей Иванович напустился на свой штаб. Ох, и попало же всем! И агроному, и бухгалтеру, и Мише Беляновичу… Они только глазами хлопали. Да и что они могли сказать? Все, что им говорил Матвей Иванович, было сущей правдой.
Миша Белянович попробовал было оправдаться, но Хижняков раскипятился не на шутку. Он не кричал, да и не мог кричать, но говорил такие жесткие и гневные слова, что Мише стало стыдно. Он покраснел и обещал исправить все упущенное. И тут Матвей Иванович увидел Карсыбека. Гнев, усталость, нервное раздражение еще кипели в нем. И мальчик тотчас почувствовал, что ему готовится добрая баня.
— Подойди сюда, Карсыбек, — холодно заговорил Матвей Иванович. — Во-первых, почему ты торчишь здесь?
Карсыбек сказал, почему он просидел здесь ровно пять часов, и передал Матвею Ивановичу записку главного инженера. Записка была, вероятно, не из приятных, потому что Матвей Иванович нахмурил лоб и распалился еще больше.
— Хорошо, — ледяным голосом сказал он, пряча записку в стол. — Во-вторых, ответь мне: зачем ты переманил ребят из команды Тентекбая? Кто это обещал им цветные карандаши и краски, если они убегут от него? Разве я не говорил тебе, чтобы ты не смел переманивать ребят с разъезда? Они тоже помогают взрослым и не хуже, чем вы здесь помогаете нам. Так вот: завтра же все ребята из команды Тентекбая должны уехать из совхоза и не возвращаться сюда. Ясно?
— Ясно, — пролепетал Карсыбек.
— То-то! — Матвей Иванович поднялся. — Я иду в столовую, с утра ничего не ел. — Он выглянул в окно. На дворе сгущались сумерки. — Батюшки, уже вечер, а я не заметил!
Хижняков вышел, даже не поглядев на Карсыбека. Следом вышли Барташвили и бухгалтер.
А Карсыбек сидел в уголке и плакал. Плакал он редко. И не заплакал бы теперь, если бы не эта страшная несправедливость… Плакал оттого, что Матвей Иванович поверил лгуну Тентекбаю. Плакал потому, что Матвей Иванович обидел его.
В другом углу сидел Миша Белянович и, вздыхая, переживал недавнюю вздрючку. Услышав всхлипывания Карсыбека, он подсел к нему.
— Полно реветь-то! — начал Миша с грубоватой нежностью. — Поди, не девчонка… Ну, перестань, командир воинства! Я все слышал и помогу тебе… А этот Тентекбай препаршивый парень! Ясно, наврал Хижнякову. Но, тем не менее, тебе придется помириться с Тентекбаем.
— Никогда! — Карсыбек отчаянно замотал головой. — Ни за что!
— Нет, придется, — без всякой нежности проговорил Миша.
— Он наврал на нас с Соней! — выкрикнул Карсыбек. — Он дурной малый! Он только командует, а сам ничего не делает. И его ребята пришли к нам потому, что хотят помогать строить школу… То есть когда ее начнут строить. Тентекбай дрянь!
— Тем более, — спокойно продолжал Миша. — Тем более надо вас помирить. Помирить и сделать так, чтобы Тентекбай не только распоряжался, но и работал. И потом, зачем вам с Соней ребята, которых вы переманили?
— Да не переманивали мы их!
— Ну хорошо. Положим, они сами прибежали. Зачем они вам? А почему бы вам не принять в команду ребят, которые приехали в совхоз? Человек пятнадцать таких, как ты, здесь наберется.
Карсыбеку и в голову не приходило привлечь в команду ребят-новоселов. Держались они особняком и были по горло заняты домашними делами — каждый из них помогал родителям устраиваться на новом месте. Так он и сказал Мише.
— Что ж, ты прав, — согласился Миша. — Но теперь почти все новоселы худо-бедно устроились, и домашними делами ребята заняты меньше. Я поговорю с ними, и они охотно пойдут в твою команду. Ведь вы примете их?
— Ну конечно! — вырвалось у Карсыбека.
— А на днях я соберу всех вас, позову Тентекбая, и у нас будет пионерский отряд. А пионерам враждовать нельзя.
