Мой отец Георгий Венус - [3]

Константинопольская эмиграция послужила материалом для цикла рассказов, изданных в 20-30-х годах и частично переизданных в сборнике "Солнце этого лета" ("Советский писатель", 1957). Гражданской войне посвящена первая часть романа "Молочные воды" ("Издательство писателей в Ленинграде", 1933). Вторая часть этого романа написана на материале константинопольского периода. Венус начал писать ее в 1934 году и закончил в 1937. Две главы из второй части "Молочных вод" напечатаны в 1934 году - "Вожди" в альманахе молодой прозы и "Гранд барахолка" в номере 12 журнала "Звезда" в том же году. Это были последние прижизненные публикации Венуса в Ленинграде. Даже по отдельным главам видно, насколько, по сравнению с ранним творчеством, возросло мастерство писателя. Было ему в те годы всего тридцать пять лет.

Итак, этап константинопольской эмиграции оказался позади, предстоял ее германский период.

Берлин 20-х годов был наводнен русскими эмигрантами. Найти работу считалось большой удачей. Добрый дядюшка снова помог. Отец хорошо рисовал, и его приняли в рекламное бюро. Платили немного, но на скромную жизнь хватало.

В те годы в Берлине существовало множество эмигрантских литературных кружков и объединений, которые отец регулярно посещал. В нем проснулась тяга к литературному творчеству. На одном из таких собраний отец познакомился с Мирой Кагорлицкой, и вскоре она стала его женой.

Моя мать, Мира Борисовна Венус, урожденная Кагорлицкая, родилась в местечке Городище недалеко от Белой Церкви. Окончив гимназию, сначала училась на медицинском, а потом на филологическом факультете Харьковского университета. Во время революции прервала учебу и вернулась на родину в Городище. На местечко наступали петлюровцы. Оба брата матери были большевиками и перед приходом петлюровцев ушли с красными. Мать, спасаясь от еврейских погромов, вместе с подругой бежала из родного местечка в Бессарабию, которая в 1920 году перешла к Румынии. Так они оказались за границей. У подруги были дальние родственники в Германии, и девушки переехали в Берлин. Там Мира Кагорлицкая познакомилась с моим отцом.

В 1923 году Венус начал писать стихи и работать над прозой. Примыкал он к эмигрантскому движению "Сменовеховцев", изредка печатался в журнале "Накануне" и других берлинских изданиях, выходивших на русском языке. Несколько его публикаций напечатали в журнале "Вокруг света" в России. Из рекламного бюро он ушел, чтобы целиком заняться творческой работой. Возникали новые знакомства. Из Парижа в Берлин приехали члены "Цеха поэтов". На встрече с Георгием Ивановым Венус познакомился с Вадимом Андреевым, сыном известного русского писателя Леонида Андреева. Вскоре они стали друзьями. Тогда же, в 1923 году, по инициативе В. Андреева в Берлине организовалась литературная группа "4+1" четыре поэта и один прозаик. В нее вошли Борис Сосинский, Анна Присманова, Георгий Венус, Вадим Андреев и Семен Либерман. Группа печаталась в газете "Дни" и журнале "Накануне", выступала также на литературных вечерах.

В 1924 году в Берлине вышел небольшой сборник стихов Георгия Венуса "Полустанок". Вот несколько строк из стихотворения "Сыну":

Не я - твой вожатый! - Заря на валу.

Не я пред тобою сниму заставы!

Да будет бежать пред тобой тропа.

Да будет петь - телеграфный провод!

...Весенний ветер в траву упал,

Да будет в траве он звенеть снова!

Пусть посох верный не я возьму,

Чтоб вновь тягаться с весенним бегом!..

Смотрю, ломая глазами тьму,

Как вздулась сила под талым снегом.

И, бросив годы в поток воды,

Волной ровняю твои победы,

И моет ливень мои следы,

Чтоб ты за мною не шел следом.

В этих строках, написанных в день моего рождения, звучит глубокая тоска по Родине и сознание вины перед ней. В своей книге "Возвращение к жизни" В. Андреев, вспоминая о том времени, пишет о моем отце: "Во всем облике Юры сквозила неуклюжесть, происходящая от большой застенчивости и странного сочетания талантливости и неуверенности в себе. В нем была большая, не сразу распознаваемая нежность, а щедрость его была удивительной: однажды я, как это иногда бывает, когда с кем-нибудь живешь душа в душу и часами читаешь друг другу стихи, свои и чужие, сам того не заметив, воспользовался образом Юры, запавшим мне в память после читки его стихов: что-то вроде "солнечный капкан лучей". Юра мне ничего не сказал, а когда я сам сообразил, что образ-то не мой, он предложил изменить свое стихотворение: "У тебя лучше получается..." Я встречал людей, отдававших свою последнюю рубашку, но поэта, готового отдать свой образ и изменить стихотворение для того, чтобы друг стал богаче,- никого, кроме Юры, я за всю жизнь не встретил... Немецкого в нем ничего не было, разве только то, что он говорил по-немецки превосходно. Он был старше меня лет на 6, и война сожгла его молодость. Участвовал он и в белом движении и возненавидел его. Сознание собственной вины было в нем очень глубоко. "Я семь лет,- говорил он,- шел не в ногу с историей, и ты понимаешь, что значит для военного вдруг увидеть, что ты идешь не в ногу со своим полком". Призрак войны все время преследовал его... В своих стихах Юра был близок к имажинистам... Присущее ему чувство собственного достоинства сочеталось с мягкостью, доброжелательностью и благородной простотой..."