Мой отчим - советский пенсионер - [12]

От больничного я не стала отказываться, зашла на работу уведомить, что меня не будет минимум пять дней, что я — "заразная", и меня тут же с почетом выпроводили на временный заслуженный отдых…

Выйдя с почты, я пошла в бывший дом семьи Гранта, к маме, — она была на работе, но я полагала, что отчим дома и откроет. Он сроду с своей "железной любимицей" возился во дворе… Хотела я взять, не заходя, разных лекарственных травок, которых мать всегда имела в домашней аптечке немереное количество, и чабреца, и багульника, и корня солодки, и мать-и-мачехи, и мяты перечной, и сушеных листьев чёрной смородины и малины, и еще всякой прочей целебной сушенины. Пришла, а отчим мне дверь не открыл, дома нет. Но ключ запасной мне мать сразу при покупке дома дала, на всякий случай, вот я тем ключом и воспользовалась. Вошла, увидела на кухонном столе записку от дяди Семена для мамы. Записка гласила: "Любимая Грушенька! Не сердись. Срочно нужно отлучиться по делам. Не бери в голову лишнего. Целую тебя и обнимаю крепко-накрепко. Твой любящий Семён". И все. Даже приблизительный срок возвращения не упомянут: наверно, дядь Семён и сам его не знал… Нет, определенно он что-то скрывает от нас. Но что?

На кухне я наложила в бумажные пакетики несколько разных видов трав и собиралась уже потихоньку, незамеченной, уйти, не дожидаясь возвращения мамы с работы, раз уже я такая опасная переносчица инфекции, зачем мамочку заражать, но тут меня осенила навязчивая почти идея… Наверное, это температура придала смелости… Знаю: нехорошо по чужим вещам рыскать, но решила попробовать. Некрасиво, но это — ради мамы!

У дяди Семёна семейного альбома здесь не было. А где был, неизвестно… Но возле шкафа хранились два его чемодана с вещами, — часть вещей давно перекочевала в модный светлый шифоньер двустворчатый, местного нашего производства, но часть, редко используемая, хранилась в тех чемоданах. Все эти вещи я быстро просмотрела, но ничего необычного или интересного не обнаружила: рубашки, носки, прочие предметы личного пользования, и ничего больше. Еще какие-то чистые открытки японские, очень старые, военных лет, — он их коллекционировал, не раз слышала рассказы дяди Семёна о японской культуре, — он ведь участвовал в т. н. "японской войне", в которую Россия непонятно зачем вступила, вот и привёз оттуда всякие отрезы тканей, альбомы для фото и открыток, и картинки с японскими феями… Дядя Семён говорил: "это — гейши Японии". Не пояснял, что за "гейши"…

В общем, на эти его чемоданы я рукой махнула. Залезла еще в дерматиновую папку для документов, там мама всякие бумажки хранила, но и там ничего интересного не оказалось: абсолютно ничего, что могло бы пролить свет на загадочные отлучки отчима. От отчаяния я решилась еще на один нехороший жест: полезла по карманам пиджаков и рубашек дяди Семёна, чистеньких и отутюженных этим "аккуратистом" до скрипа зубовного. В чистых одежках, конечно, ничего не нашлось. Тогда я залезла в ящик для белья и грязной одежды, стоявший в шикарной, просторной ванной комнате, которой я не перестаю восхищаться. И что вы думаете: в потайном кармане светло-серого пиджака обнаружился паспорт в красной кожаной обложке!

Как же это дядя Семён уехал на машине, не взяв паспорт, а только одни водительские права? Либо он поехал куда-то близко, либо просто забыл паспорт, а значит, он может скоро вернуться…

С жадностью принялась я изучать найденный документ: Семён Васильевич Савчук, русский (странно, фамилия будто украинская, но отчим всегда утверждал, что его род — из запорожских да донских казаков, а среди казаков столько кровей намешано, — никто не разберёт!), 19 апреля 1897 года рождения (ага, значит, он все-таки старше моей мамочки!), место рождения — село Воронцово-Николаевское (дядя Семён не говорил, что он тут и родился, вот скрытный-то!), предыдущее место жительство — зерносовхоз "Гигант" Сальского района Ростовской области. Вот так-так: не говорил дядя Семён, что в Гиганте жил. Знаю я эту бо-ольшую деревню прекрасно… Вот почему он тогда и на вокзале с мамой разговорился: наверно, родной диалект неповторимый услыхал, сердце потянулось… Вот он артист…

И в этот момент в соседнем доме залаяли, "забрехали" собаки. Кто-то подошел к дому "родителей". Наверно, дядя Семен вернулся захватить свой паспорт… Я сунула назад в карман пиджака обнаруженный паспорт, пихнула пиджак на прежнее место в сундуке для белья и заметалась в поисках спасения, — решила спрятаться, чтобы меня дядя Семён не увидел, совесть шпика во мне взыграла. Молнией я поднырнула в спальне под двуспальную супружескую кровать мамы и дяди Семена: кровать была прикрыта сверху плюшевым аляписто-красивым покрывалом "с оленями", край покрывала свешивался до пола. Залезла и замерла. Вскоре послышались легкие шаги, это, оказывается, мама вернулась, а я, как глупая, под кроватью сижу… Глупая и есть: нафантазировала невесть что… Но как же мне отсюда выбраться, чтобы мама не решила, что я с ума сошла окончательно?

Мама тихо, под нос, напевала частушки. Я видела, как передвигаются её ноги: вот она зашла в спальню, замерла, явно снимая одежду, потом с разбега, как девчонка, прыгнула на кровать с металлическими пружинами, которые жалобно заскрипели и слегка меня придавили, — я едва не взвизгнула. Но через пару минут мама встала, пошла в ванну, послышался отдалённый плеск журчащей из крана воды. Я быстро вылезла из-под кровати, оправила безнадежно примятую одежду и пошла на кухню собирать свои газетные пакетики с травками. Все равно у меня не было шанса проскользнуть мимо ванны незамеченной, — она ближе к коридору и входной двери.