Мой неизвестный Чапаев - [113]

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ В.А. ТРОНИНА

Июнь 1919 года. Едем с М.В. Фрунзе в штаб Чапаева. Легко идет машина по еще влажной от ночной росы, хорошо наезженной дороге. После вагонного сидения такая поездка как отдых.

Волнует предстоящая встреча. С Чапаевым у меня до этого было лишь одно мимолетное свидание в Бузулуке. Во время пасхальной ночи, когда звонили колокола, кто-то пустил провокационный слух, что на город налетела разведка белых. Началась паника, перестрелка. Стреляли не раздумывая, куда и в кого. И вот в самый разгар пальбы на улице верхом на лошади появился Чапаев.

Он носился как вихрь и кричал:

— Прекратить стрельбу!

Бойцы узнали знакомый голос, и пальба постепенно стихла. Утром, когда состоялось наше знакомство и когда как-то невольно вырвалось опасение насчет неосторожности Чапаева — ведь могли стрелять и бандиты, — Чапаев только усмехнулся да, прищурив по-особенному глаза, пробурчал:

— А лучше бы было, если бы сдуру друг друга перестреляли?..

В предстоящих боях за Уфу у Чапаевской дивизий решающая роль.

Ещё канун лета, но рощицы, мимо которых пролетает машина, уже зелены. Цепочкой растянулась какая-то часть. Останавливаемся около отставших. Михаил Васильевич Фрунзе задает несколько вопросов — запаздывают ли бойцы? Смеясь, он отмечает, что часть из них идет босиком.

— Без сапог-то и быстрее, да и ногам легче, и опять же экономия, — весело отвечают ему. — А насчет того, что запаздываем, то пусть товарищ командир не беспокоится. Вышли и так раньше срока, указанного в приказе. Да идем, можно сказать, на «три креста».

Действительно, бросалась в глаза бодрость и решительность всех, кого мы обогнали.

— Интересный народ, как и сам командир, — говорит Фрунзе. — Вы ведь, наверное, знаете, что Чапаева посылали учиться в Москву, в академию Генерального штаба? Ну и не вышло. Стал чахнуть Василий Иванович и наконец написал письмо Линдову, члену Реввоенсовета: просил отозвать на любую должность, только в часть. Томиться, говорит, понапрасну в стенах не согласен. Это мне как тюрьма. А если не отзовете, пойду к доктору, который меня освободит... Сейчас Чапаев в своей стихии. И стихия, как видите, особенная, бодрящая. Правда, и достается от нее, особенно политработникам. Вы ведь понимаете, о чем я говорю? Наверное, в политотделе кой-что имеется на этот счет?

— Да, есть.

— Наверное, больше жалоб? Ведь тот, кто доволен, писать не будет.

— Пожалуй, что так. Хотя те, с кем приходилось разговаривать, не жалуются, а наоборот, в большом восторге...

— Ну, те, должно быть, уже привыкли. Новичкам партийцам, особенно городским, приходится трудновато. Чапаевцы любят испытывать незнакомого человека. Тут целая система. Сначала, идет испытание на выносливость. Им, как правило, дают вконец заношенное обмундирование. Ватник дадут — впору на огород: сойдешь в нем за чучело. Шинелью наградят, так лошади шарахаться будут: рваная, в пятнах. А закапризничает человек, ответ один: «Нет. Мы сами не в лучших ходим. Вот у белых отберем, дадим генеральскую». И на политику мастера ехидные вопросы задавать. Повторяют то, чему у казаков наслушались. Зададут этакий вопрос с подковыркой и наблюдают: не растеряется человек, крепок ли он в политике, а может, так себе? Малосообразительный сразу в панику, пишет — кругом, мол, контрреволюция.

Пришлось, что такие письма бывали.

— Что греха таить, — продолжал Фрунзе, — чапаевцы недолюбливают этой политики вообще. Но послушай тот же паникер, как иной чапаевец разносит контрреволюционера за те же ехидные вопросы, которые сам задает политработнику, и ему станет неловко за свои подозрения. Хороших политработников чапаевцы признают. Может быть, и не всегда его будут слушать, но гордиться им будут. Мы и Фурманова с таким расчетом сюда дали. Им можно гордиться.

Но в чем эти ребята непревзойденные мастера — так в выдумках по части испытания на выдержку, на храбрость и отвагу. Новичку, особенно если он из заносчивых, скажут, что ему поручается какая-нибудь опасная разведка, посылка в тыл противника или ещё что-нибудь в этом роде. И наблюдают, как тот себя ведет. Разыгрывают артистически. На самом деле никому из них и в голову не придет подводить новичка. Но горе тому, кто струсит. А уж если выдержит человек испытание, то получает полное признание. Становится своим. Чапаевцы ревнивы до чертиков. Из-за боевой ревности друзья между собою расходятся: почему это не мне, а ему от Чапаева больше доверия? Чем я хуже? Вот сами увидите, как будут спорить, кому первым идти в Уфу...

Интересно и по-новому рисует Михаил Васильевич 25-ю дивизию.

— А как вы смотрите на Чапаева?

Михаил Васильевич рассказывает случай, как после одной из стычек с белыми у Чапаева осталось человек сорок — остальные были или перебиты, или рассыпались. Потом, когда узнали, что Чапаев жив, стали к нему возвращаться. Чапаев на них три дня не смотрел, словно не замечал. Человек за это время места себе не находит. Потом Василии Иванович обложит неудачника, тот рад-радехонек: наконец-то его заметили и не кто-нибудь, а сам командир. И уж когда получит разрешение пойти к отделенному, то радости нет конца.