Мой муж Норбеков, или как родилась Лора - [4]

"Моя" комната на втором этаже стала пристанищем на время поездки. Вкус у моих друзей был отличный — ничего лишнего. Две кровати, несколько красивых пейзажей на стенах, букет цветов на тумбочке, огромный встроенный шкаф, куда уместились все мои вещи.

— Ты отдыхай, мы тебя не будем беспокоить.

Просто отдыхай, восстанавливай силы после полета, адаптируйся, — Вера тактично прикрыла дверь.

Я открыла чемодан, чтобы переодеться, а там — его рубашки… Я закрыла глаза и представила, где он сам сейчас, и какая между нами бездна — половина земного шара… Опять навернулись слезы. Я буквально рухнула на кровать. Прошло несколько дней, во время которых состояние опустошенности, разбитости от выплаканных слез и постоянной сонливости постепенно сменялось приливом новых сил, желанием работать за себя и за него тоже — ведь мы делали общее дело.

Сейчас, восемь лет спустя, я понимаю, что жизнь могла сложиться совсем по-другому. Это был перекресток — тот день, когда мы первый раз надолго расстались. Пути Господни неисповедимы. И это было дано каждому из нас. Ведь в такие моменты какое решение примешь, той дорогой и пойдешь до следующего перекрестка в судьбе.

ЗДЕСЬ МЫ — НЕ УЗБЕКИ

Как только я несколько пришла в себя, я стала пытаться помочь Мирзе выбраться в Америку. Сегодня все эти усилия кажутся невообразимыми. Но тогда я ухватилась за эту соломинку: "А вдруг получится", — мне так хотелось поверить в это чудо.

И я сказала Вере:

— Поедем в ООН.

У нее от удивления в буквальном смысле брови на лоб полезли. Поясняю ей:

— Я знаю, это нужно сделать, надо этот шанс использовать. Едем к консулу Узбекистана при ООН. Расскажем все, как есть. Они тоже люди, вдруг помогут.

Вера мою бесшабашную идею тут же поддержала. И вот две русские дамы — одна, правда, уже американка — поехали реализовывать немыслимую идею.

Поднялись на нужный этаж, какой — не помню, но казалось, что лифт ехал бесконечно долго. И тут нам сообщают, что консула в данный момент нет. И в ближайшее время не ожидается его возвращения. "Ну что такое? Не везет, да и только. Ничего у нас не получается", — правда, меня это остановило только на некоторое время. Решимость не дала опустить руки:

— Ас кем еще можно поговорить?

— Попробуйте рассказать о своем деле его жене. Она здесь.

Оказалось, что жена консула — это дочь бывшего Первого секретаря ЦК компартии Узбекистана. "Может, это удача?"

Залпом я выпаливаю этой интеллигентной и элегантной женщине с типично восточным лицом:

— Понимаете, мой муж — узбек, мы недавно поженились. Нас пригласили сюда на работу. Меня пропустили через паспортный контроль, а его нет.

Может быть, вы чем-то можете помочь? — Мой голос почти срывается от волнения. — У вас ведь принято помогать друг другу. Помогите и вы, он же ваш. У нас все может разрушиться, все что запланировано, вся наша работа… У нас программа рассчитана на два месяца, мы можем сократить ее, — мой голос стал совсем тихим, — люди ведь ждут!

Моя тогдашняя наивность, вероятно, может поразить некоторых сегодня. Я и сама сейчас удивляюсь. Ведь у меня была вера, что консул может помочь нам, с этой верой я к нему и шла. Но чуда не произошло. Ее глаза смотрели на меня прямо, и чувствовалось, что эта женщина говорит правду. Нет, это не было равнодушием, скорее дипломатическая корректность, воспитанная положением: — Мы, к сожалению, ничем не можем вам помочь. Если вашего мужа там не пропустили через границу, то здесь тем более нельзя ничего поделать. У меня тоже на родине сын, и я сама из-за различных формальностей пока не могу сделать ему документы на учебу. Даже ускорить это никак нельзя. А в вашем случае мы абсолютно бессильны. По законам этой страны такое невозможно. Здесь мы — не узбеки.

Последняя фраза как-то особенно запала тогда в память. Это было открытием для меня, что люди не ощущают себя представителями своей национальности. Кем же они себя считают? Гражданами Вселенной? Это очень интересно.

Тогда мы ушли ни с чем. Я окончательно поняла — надежд на приезд Мирзакарима уже не осталось никаких. Значит, мне придется работать одной.

Ну, что ж, хорошо, я готова. Я — в полном порядке.

"Коля-Ваня"

"Без тебя этот дом пустой, я не могу быть один и не хочу. Прихожу туда, и мне там плохо", — Мирзакарим звонил мне каждый день. Иногда по несколько раз в день. Мы жили тогда в маленькой однокомнатной квартирке рядом с телецентром. В его голосе звучала тоска. Скучал он страшно. Конечно, это расстраивало и беспокоило меня. Я искала выход и нашла. Звоню нашему помощнику Саше:

— Россия — это не его страна, поймите меня правильно. У него нет никого ближе, чем я. Вы его не оставляйте на долгое время. Помогите ему пережить нашу разлуку. Скоро все это кончится. Вы пока просто присмотрите за ним.

Саша, добрая душа, согласился, опекал его, буквально ходил за ним хвостом. Приглашал в гости, в свою семью, в общем, развлекал. Впрочем, Мирзакарим и сам знал, как развлекаться. Позже это переросло в настоящую зависимость. Тогда же все выглядело достаточно невинно и, как он сам объяснял, хоть немного отвлекало его от тоски и одиночества. Он стал частым посетителем, можно сказать, завсегдатаем, небольшого казино рядом с нашим домом. Название у него еще такое смешное — «Коля-Ваня». Он буквально просиживал там дни и ночи. Оттуда мне и названивал. Говорил, что скучает, рассказывал, что делает, какие новые мысли к нему приходят о нашей совместной работе. Иногда так, вроде бы ни о чем, мы разговаривали минут по двадцать. Разорение страшное. Но важнее было слышать родной голос, чувствовать, что любимый человек рядом. Нам обоим нужно было пережить эту разлуку.