Мой маленький Будда - [8]

школой, и, как бы это пафосно ни звучало, его второй семьёй, все члены которой, начиная с директора школы «тёти Эвы[1]» до повара тёти Ицы, относились к Имике как к родному ребёнку.

3.

Так тётя Вики, тётя Катя, тётя Эдит, дядя Габор вошли в нашу семью. Каждый день, так или иначе, их имена упоминались в семейных разговорах. Имике до сих пор помнит имена всех учителей из «Батори» (даже тех, которые его не учили). Но есть среди них двое, которых он не только не забыл, но до сегодняшнего дня хотел бы разделить с ними любую, пусть даже самую маленькую радость, как в своё время делил с Балинтом шоколад, полученный от них. Это Агнеш Кирайфалви и Аттила Паи.

По окончании подготовительного класса, где учителем была тётя Вики, Имике попал в класс тёти Аги, которая учила их четыре года, а потом вплоть до десятого класса внимательно следила за ними, а со многими – среди них и Имике – и сейчас поддерживает отношения. Она знает всё о своих учениках. В школе было несколько учителей по имени Агнеш. Когда речь шла о ком-то из них, Имике всегда прибавлял фамилию, но Агнеш Кирайфалви была просто тётя Аги.

Тётя Аги, которая даже летом, во время отпуска, могла отложить все свои дела и пойти с Имике в зоопарк, потому что «он уже давно пообещал ей показать своих любимых животных», о которых так много рассказывал и рисовал для неё. (Вы видели когда-нибудь улыбающегося бегемота? У тёти Аги хранится целая коллекция этих симпатяг.)

Аттила Паи был воспитателем в классе Имике, но кроме этого он преподавал им информатику и физкультуру. Он не просто любимец, он – кумир всех учеников школы. Всех без исключения. У меня до сих пор перед глазами стоит одна картина. На празднике последнего звонка две девочки из класса Имике идут между рядами с корзиной в руках, которая полна лепестками роз. Девочки запускают руки в корзину и пригоршнями разбрасывают душистые «конфетти» на головы одноклассников, учителей и родителей. Аттила стоит в самом конце живого коридора. Когда девочки подошли к нему, корзина опустела лишь на половину. Не сговариваясь, даже не переглянувшись друг с другом, девочки поднимают корзину и все оставшиеся лепестки высыпают на голову любимого учителя.

Все присутствовавшие на празднике дети аплодисментами и громкими криками одобрили их порыв. Дядя Аттила (хотя он был всего-то лет на десять старше своих подопечных) помогал им делать домашние задания, с ним можно было поздороваться за руку, он играл с ними в футбол, танцевал на школьных праздниках, возил на Балатон на дачу своего лучшего друга… Невозможно перечислить всё то, чем он расцвечивал жизнь своих учеников. Но главное – он принимал их такими, какие они есть. Ему было интересно с ними, а они его обожали. Они были на равных. Имике до сих пор каждое лето одну неделю проводит на Балатоне в «лагере Аттилы».

Можно ли переоценить ту любовь и заботу, которые мой сын получал от этих людей в течение долгих лет? С ними я отпускала Имике куда угодно и была спокойна. Я знала: пока они рядом, с моим сыном ничего не случится. Я им доверяла больше, чем себе.

Я пишу подробно только об этих двух учителях лишь потому, что они учили Имике дольше всех. Но в школе Алкотмань-Батори практически каждый учитель достоин отдельной благодарности. Может быть, многие сочтут это за преувеличение, за излишнюю мою эмоциональность, тем не менее, всех учителей-дефектологов, с которыми нас свела судьба за годы учёбы Имике, я считаю незаурядными людьми, святыми в самом прямом смысле этого слова. Они безоговорочно отдают свою любовь детям, которые нуждаются в этом больше, чем кто-либо. Их самоотверженность, терпение и сочувствие к своим питомцам не имеют границ.

Весь мир против нас…

В предыдущей главе я описала лишь один случай, когда нам надо было встать на защиту интересов Имике. То было наше первое сражение с чиновниками, но, к сожалению, далеко не последнее. За последние 15 лет таких случаев было предостаточно. Не говоря уже о бестактности, невежестве, равнодушии простых обывателей. Или напротив – об их неуместном желании помочь любой ценой. И каждый из этих случаев причинял боль, ранил душу. Я не таю обиду на тех людей. Многие из них действовали не по злобе, а лишь по незнанию. Но сердце ноет: Имике вырос, он вынужден часто выходить из дому один, а люди мало изменились за последние полтора десятка лет. С кем и с чем он встретится? И я не смогу его защитить, как делала это раньше.

1.

Однажды (Имике было тогда лет семь) мы ехали с ним на трамвае. Не было двух свободных мест рядом, и мы сели отдельно. Имике смотрел в окно и вполголоса комментировал то, что видел. Сам себе, как это делают дети, не обращая внимания на окружающих, но и не мешая им. Напротив меня сидела женщина средних лет. Она оглянулась на Имике и, приложив указательный палец к виску, красноречиво покрутила им: мол, «дурак». Она явно не знала, что это мой ребёнок, и обращалась ко мне, ожидая одобрительной реакции на своё тонкое наблюдение. Но напрасно! Более того, удивляясь самой себе, я преподала урок такта не в меру умной тётеньке. Когда на следующей остановке рядом со мной освободилось место, я намеренно громко позвала Имике: