Мой любимый босс - [10]

— Я хочу полностью сменить имидж, — сказала она.

Когда они приступили к выбору одежды, Наташа была рада, что рядом с ней опытный специалист с наметанным глазом на цвет и фасон, поскольку ассортимент был просто ошеломляющим.

Кристи подбирала для Наташи сочные цвета зеленой листвы, терракотовый, насыщенно-голубой и фиолетовый наряду с ее обычными пастельными тонами. Шелк и атлас для вечерних туалетов, восхитительно тонкое белье — вещи, которых у Наташи никогда не было.

— А теперь самое важное — туфли. Вот, примерьте эти, — предложила Кристи.

Туфли были на невозможно высоких каблуках, и Наташа решительно отказалась покупать их, потому что не представляла, как будет в них ходить, но потом пошла на компромисс, согласившись приобрести греховного вида алую пару.

Под конец она уже буквально валилась с ног от изнеможения, но процедура педикюра как рукой сняла ее усталость. Ничего более приятного она в жизни не испытывала. Ее ноги массировали, скребли и отмачивали в сладко пахнущей теплой воде, а ногти отполировали так, что в конце она не узнала своих ног. Потом ей показали, как накладывать макияж, и она купила основу, тушь для ресниц, тени, румяна и помаду.

— Теперь вы снимите эти джинсы и наденьте что-нибудь из своего нового гардероба, — решительно произнесла Кристи. — Старая Наташа умерла — да здравствует новая!

После этого «новую» Наташу отвели в модную парикмахерскую на Саут-Молтон-стрит, где талантливый стилист начал колдовать над ее прической. Волосы девушки были выкрашены в несколько оттенков от медового до карамельного, и красиво подстрижены.

— Готово! — воскликнул сияющий стилист, закончив творить свое волшебство.

Наташа заморгала, с трудом узнавая лицо, смотревшее на нее из зеркала. Платье и макияж были изумительные, да и белье, которое было на ней, давало совершенно новые ощущения. Она больше не чувствовала себя серой и неинтересной. Но именно волосы способствовали ее полному преображению:

— Ну, что выдумаете? — поинтересовался стилист, явно довольный результатом своей работы.

— Я… не похожа на себя, — выдохнула Наташа.

— Так и было задумано, — торжествующе прокомментировал он.

Во время этого преображения легко было забыть, зачем она делает это, но когда такси приблизилось к дому, нагруженное таким количеством пакетов, что их вполне хватило бы, чтобы потопить военный крейсер, Наташа занервничала.

Не сочтет ли Рафаэль, что она переусердствовала? И что важнее, сможет ли она справиться со всей этой безумной затеей?

Но что-то случилось, пока она смотрела на себя в зеркало парикмахерской. Нечто, что она не могла облечь в слова. Какое-то странное ощущение, словно это спокойное лицо с безупречным макияжем принадлежит совсем другому человеку.

Это была не Наташа-мама.

И не Наташа-экономка.

И не Наташа, ничего не знающая о мужчинах.

Она обнаружила, что может быть тем, кем захочет, просто пока еще не поняла, кем именно.

Такси остановилось перед внушительным городским особняком, и водитель посигналил.

— Дома есть кто-нибудь? Вам понадобится подъемный кран, чтобы перенести все это.

В дверях появился Рафаэль. Долгое безмолвное мгновение он стоял, уставившись на нее своими черными, непроницаемыми глазами, прежде чем сбежал по ступенькам.

Заплатив таксисту, он забрал пакеты, и Наташа внезапно и отчетливо осознала его близость, мужской жар, который излучало его тело, присущий только ему лимонно-сандаловый аромат. Вновь обретенная уверенность девушки начала ускользать, осушаемая эбеновым блеском взгляда, которым он ощупывал ее. Скажи же что-нибудь, безмолвно взмолилась она.

Такси умчалось прочь, а они все стояли на тротуаре, глядя друг на друга как два человека, которые только что встретились впервые.

Рафаэль окинул взглядом ее всю, задержался на стильной прическе, прошелся по тонкому кашемиру платья, облегавшего фигуру, как никакая ее прежняя одежда. Кожаные сапоги подчеркивали длину и стройность ног. Рафаэль не был готов к яростной вспышке вожделения.

— А где С-сэм? — запинаясь, пробормотала она.

Он неохотно оторвал взгляд от ее ног и перевел его на лицо — к глазам, которые были какими-то по-новому огромными, и мягкому мерцанию розовых губ.

— В доме. Мы смотрели телевизор, но он уснул — утомился, играя в футбол. У него был насыщенный день. — Последовала пауза, и когда Рафаэль снова заговорил, в его голосе была мягкая, почти опасная вкрадчивость. — Как и у тебя, дорогая, судя по твоей внешности.

Ее сердце пропустило удар, ибо, несомненно, в этих угольно-черных глазах светилось неодобрение.

— Тебе не нравится?

— Я этого не сказал.

— Но ты и не сказал, что нравится.

Его губы цинично скривились.

— Боже ты мой! — воскликнул он. — Так вот что красивая одежда делает с женщиной! Превращает из скромной в требовательную.

— Это несправедливо, Рафаэль!

— Да? А справедливо выряжаться как сирена и говорить мужчине: «Смотреть можно, но трогать — ни-ни»?

— Я этого не говорила!

— Ах, не говорила? — Его глаза блеснули. — Это именно то, что я хотел услышать, bella mia, — пробормотал Рафаэль. Затем бросил пакеты на тротуар, притянул ее к себе, и Наташа оказалась прижатой к его твердому, мускулистому телу. С низким смешком, прозвучавшим как торжество, он накрутил на пальцы прядь ее волос и поднял лицо Наташи к своему.