Мой лучший друг генерал Василий, сын Иосифа - [8]

Нинель с Бобром вскочили. Гимнастерка Нинель закрыла ее ноги почти до колен. Бобер стоял отвернувшись, застегивая брюки. Рядом с лежаком валялись солдатские брюки и сапоги Нинель.

Застегнув брюки, Бобер повернулся к Нинель и сказал:

— Нинель, познакомься… Это мой лучший друг генерал Василий.

— Очень приятно! — поклонился Василий и захлопнул дверь. — Кажется, мы поторопились его освобождать, — засмеялся он. — Что ж, надо это дело отметить.

По коридору, где расположены банкетные залы и кабинеты ресторана «Москва», спешил официант с подносом, на котором стояли графины с водкой и закуска. Из ресторана слышна была разухабистая цыганская музыка. У входа в отдельный кабинет официанта остановили двое охранников-верзил в одинаковых костюмах.

— Стой! — приказал первый. Официант замер перед ними.

— Наливай! — приказал второй.

Официант взял графин с водкой и наклонил его над рюмкой.

— Стоп! — сказал первый.

— Фужер! — сказал второй.

Официант разлил водку в фужеры. Верзилы залпом выпили, деликатно взяли из разных тарелок по кусочку буженины и бросили в рот, расступились. Официант толкнул дверь ногой, вошел.

На длинном столе, напевая арию из «Сильвы», танцевала Нинель. Они была в одной гимнастерке. Подпоясанная ремнем гимнастерка таким образом превратилась в короткое платье. Пышные вьющиеся волосы Нинель закрывали погоны, а стройные ножки очень ловко двигались между графинами, ведерками с шампанским во льду и прочей посудой, которой был уставлен стол.

Вокруг стола сидела вся свита Василия. Сам он сидел рядом с Бобром и Толиком. Все, кроме Бобра, были уже в хорошем градусе. Толик, не отрывая взгляда от ножек Нинель, наклонился к другу.

— Ну, Сева!.. Ну, дает твоя невеста!.. Ни одного фужера не задела!.. Мне бы так в штрафной «шарик» водить! Ее за сборную можно поставить.

Бобер довольно заулыбался. А полудремавший Василий вскинул голову, усмехнулся.

— Можно… поставить!..

Бобер, обидевшись, посмотрел на него.

— Товарищ генерал!

Василий удивился.

— Ты что, обиделся? У тебя что с ней, серьезно?

— Да, товарищ генерал. Вполне серьезно. Мы решили пожениться.

— Ну и дурак.

— Это же Нинель, ее вся Москва… знает. Ты считал, сколько у нее мужей было? Она их, как чулки, меняет.

— Меня не сменит.

— Тогда извини. — Василий наполнил шампанским фужер и обратился ко всем: — Друзья! Предлагаю тост за нашу несравненную Нинель и ее жениха Севу!

«Горько!» — закричали все.

Нинель перестала танцевать. Бобер снял ее со стола, и они поцеловались. Когда она уселась между Бобром и Василием, последний заговорил с ней.

— Послушай, Нинель. Ты должна мне помочь… Твой будущий муж не понимает, что нужно красивой женщине.

— А что же ей нужно? — кокетливо спросила она.

— Для начала хорошая квартира и машина. Я все это ему даю. А он не хочет переходить в мою команду.

Нинель «наивно» посмотрела на Бобра.

— Действительно, странно, Сева. Я понимаю, дело, конечно, не в машине и квартире… Хотя я не понимаю, как без этого можно жить. Но в этом твоем ЦСКА над тобой масса начальников, а здесь будет только один! Да еще сам Василий Иосифович!

— Не начальник, а лучший друг! — обнял Бобра Василий. — Больше того — сразу повышаю тебя в звании!

Генералы и полковники хором заговорили:

— Действительно, Всеволод Михайлович. Сейчас вы всего-навсего какой-то старлей пехоты, а будете капитаном авиации.

— И вообще, как можно отказываться! — добавил второй.

— Служить у самого Василия Иосифовича! — воскликнул третий.

Толик под столом наступил на ногу Севе, и тогда Бобер круто переменил тему.

— Василий Иосифович, спасибо вам за все, но нам с Нинель в больницу пора.

Василий насупился.

— Упрямый ты, Сева. Но учти — разговор не окончен… Астафьев, машину! Отвезешь Нинель, а Боброву я разрешаю задержаться еще на сутки!

— Василий… — начал Бобер.

— Все! Я сказал! — отрезал тот.

По коридору клиники на цыпочках идет к своей палате Нинель. Она переодета в пижаму. Дежурная медсестра Ксюша, дремлющая за столом, подняла голову, обиженно взглянула на нее и тут же опустила глаза.

В отдельном номере «Сандунов» на полке в парной лежал голый Василий. Здоровенный банщик то хлестал его двумя вениками, то ласково гладил ими вдоль спины. Василий тихо постанывал, дыша над шайкой с холодной водой.

— Полнеешь, Василий Иосифович, — упрекнул банщик.

— Все пиво, Шамиль, будь оно проклято!.. О-о-о-ох!..

— Редко к Шамилю ходишь, Василий Иосифович! Шамиль поправит, Василий Иосифович!.. Огурчик будешь, Василий Иосифович!..

— Ох! Шамиль!.. Не могу больше… Сейчас сердце лопнет!.. Хватит, Шамиль… Выноси!

Шамиль как ребенка взял Василия на руки, вынес из парной. Под душем возле бассейна стоял один из полковников и, пританцовывая, громко пел:

— Все выше, и выше, и выше

Стремим мы полет наших птиц!..

Шамиль пронес Василия через баню, вынес в предбанник. Здесь усадил его на белый диван, закутал в простыню, взяв со стола, обильно уставленного выпивкой и закусками, кружку пива. Василий жадно опорожнил кружку и, отдуваясь, замурлыкал от удовольствия. У стола, закутанный в простыню, сидел Астафьев. Он тоже потягивал пиво из кружки, А на другом конце дивана в спортивных трусах сидел Бобер. Ноги его были плотно забинтованы. С одной из них он разматывал бинт и, казалось, этому бинту конца не будет.