Мой личный врач - [11]

В дверь постучали, и вошла Анюта.

– Я к бабуле заглянула, а она телик смотрит. Я вам не помешаю?

– Конечно, нет, проходи, располагайся!

Девочка послонялась по комнате, потом присела на корточки перед Персиком, сосредоточенно умывающим после обеда мордочку.

– Говорят, кошки к новому дому тяжело привыкают, а ваш Персик ведет себя так, как будто все время здесь жил.

Я хмыкнула:

– Персик – космополит и философ, и у него дом там, где стоит его миска с едой.

– Мы с бабулей тоже кота хотели завести, но мачеха из вредности не разрешила…

– Может быть, не из вредности, а потому что у нее ребенок?

– Нет, из вредности. Мы ей с бабулей даже журнал «Здоровье» подсовывали, где написано, как полезно иметь в доме кошек. Они помогают детям укрепить иммунитет и нервы лечат. Есть даже такая порода «рэгдолл», ее специально вывели, чтобы с маленькими детьми играть. Была бы кошка, Алиска бы истерик не закатывала, а то если что не по ней, то – бух на пол, ногами топает и вопит, словно ее режут.

– Это плохо, вы педиатру ее показывали?

– У нас свой семейный врач, академик, он говорит, что ничего страшного нет, что со временем все пройдет, просто Алиска очень возбудимый ребенок и ее нужно постоянно отвлекать, ну и какую-то микстуру ей прописал.

«Ни фига себе, – подумала я, – академик в качестве семейного врача! В советское время такое себе только члены Политбюро позволяли… Вот ведь как демократизировалось общество!»

– Скажи, а бабушку твою тоже этот, мм… академик лечит?

– Он всех лечит, кроме нас с папой. Мы не болеем…

– А что, все остальные болеют?

– Не то чтобы очень, как бабуля, но у мачехи часто голова болит, у ее матери, тети Ксаны, ноги, у прадедушки Мити – спина… – И неожиданно предложила: – Хотите, я вам наш сад покажу?

– С удовольствием. Ты не против, если я возьму с собой фотокамеру?

– Нет, конечно. А почему вы спросили?

– Ну, я не знаю, может быть, у вас здесь не разрешено фотографировать.

– Своим можно. Правда, отца сейчас всякие репортеры достают, но сюда им не пробраться. Дядя Паша, начальник папиной охраны, сказал, если кто из них в дом просочится, он ему всю фототехнику растопчет в мелкую крошку.

Я поежилась, представив, как тяжелые ботинки охранника давят хрупкое тело моего обожаемого «Никона D 300», но ничего не сказала.

Сад был велик, роскошен и наполнен благоуханием. Кусты сирени, цветущего жасмина и бульденежа чередовались со стайками голубых елей и ухоженными газонами, где из нежно-зеленой травы выглядывали головки маргариток и анютиных глазок. Изящные альпийские горки соседствовали с пышными кустами белых, розовых и алых пионов, растрепанных и свежих после недавнего дождя. Причудливые деревянные мостики через журчащие ручьи, фонтанчики, шпалеры роз, куртины лилий и прочих чудесных цветов, названия которых я не знала, дополняли сей парадиз. Я накинулась на все это великолепие, как изголодавшийся пес на кусок колбасы, и только успевала нажимать кнопку на фотокамере.

– Хочешь, я сниму тебя здесь, на мостике, на фоне вон того фонтана? – спросила я Анюту, которая стояла рядом со мной и постукивала по ноге ивовым прутиком.

– Нет, не хочу, я не люблю фотографироваться, – хмуро ответила девочка.

– А жаль, у тебя очень выразительное лицо…

– Ну да, Буратино могу играть без грима, – хмыкнула дочь господина Шадрина.

За самоиронией пряталась горечь – девочка явно комплексовала по поводу своей внешности.

– Зря ты так! Если уж прибегнуть к сравнению, то ты похожа не на Буратино, а на британскую звезду Эми Уайнхауз. Знаешь такую?

– Да, знаю, она здорово поет, только она старуха уже…

– Ну, я бы не сказала, что она старуха. Ей где-то 25 лет… Кроме того, дело не в возрасте, а в сходстве: у нее, как и у тебя, лицо такой, я бы сказала, штучной работы. И потом, мне кажется, что ты, как и она, девица фотогеничная. – Глядя на Анюту через видоискатель, я быстро сделала несколько снимков. – Потом покажу, что получилось. Если не понравится, сотрем…

– Ладно, – вцепившись зубами в ноготь указательного пальца, согласилась Анюта.

– Тебе говорили, что ногти грызть неполезно?

Анюта спрятала руки за спину.

– Говорили. Просто у меня привычка такая.

– Что, с раннего детства?

– Нет, я ногти стала грызть после маминой смерти, – и она посмотрела на меня исподлобья.

Я ничего не ответила, а лишь погладила ее по плечу.

Мы помолчали.

– Хотите, я вам наших собак покажу?

– Хочу. Я собак люблю, у меня много лет была колли – шотландская овчарка.

– А у нас – кавказские овчарки.

– Серьезные звери. Они мне тоже нравятся. Я даже была лично знакома с одной из них. Ее звали Клавдия, и она выполняла команды только в том случае, если ей их подавали на латинском языке.

– Почему?

– А потому что ее хозяином был профессор медицинской академии, который с детства приучил Клашу к латыни. Говорил, что она обожает оды Горация и особенно первую речь Цицерона против Катилины: «Quousque tandem Catilina, abutere, patientia nostra».

– Ага, знаю: «Доколе, Катилина, ты будешь злоупотреблять нашим терпением», – подхватила Анюта.

– Откуда сии могучие знания? – удивилась я.

– У нас в гимназии латынь с пятого класса учат.

– Солидно… Ну так вот, собачища была огромная, мощная, а хозяин – маленький сухонький старичок. Но слушалась она его беспрекословно…