Мой ледокол, или Наука выживать - [66]

Это единственная страна, где можно узнать о военном положении по тем песням, которые звучат по радио.

Это единственная страна, в которой без проблем можно раздобыть компьютерную программу управления космическим кораблем, но техника по вызову для ремонта стиральной машины надо ожидать неделю, и только тут существует единица измерения времени: «Я приду между одиннадцатью и шестью».

Это единственная страна, в которой на первом свидании парень спрашивает у девушки, в каких войсках она служила, и единственная страна, где выясняется, что ее боевой опыт богаче, чему него.

Это единственная страна, в которой с окончанием самого скорбного дня в году — Дня памяти павших — начинается самый радостный — День независимости.

Это единственная страна, в которой большинство ее жителей не в состоянии объяснить, почему они живут именно здесь, но у них есть тысяча объяснений, почему невозможно жить ни в одном другом месте.

Это единственная страна, в которой, если ты ненавидишь политиков, ненавидишь служащих, ненавидишь существующее положение, ненавидишь налоги, ненавидишь качество обслуживания и ненавидишь погоду — означает то, что ты любишь ее.

«Я другой такой страны не знаю, где...» никто не дает другому договорить фразу.

Автор неизвестен

Глава 25 Начало

Это — необычная страна. Много солнца. Очень тепло, несмотря на ноябрь. Люди разительно отличались от ленинградцев. Они были раскрепощённые, любопытные и доброжелательные. Задавали много вопросов, к которым я не привык, в том числе и довольно бесцеремонных. Разговаривая, размахивали руками, как будто им не хватало слов.

От непрекращающихся физических прикосновений, я чувствовал себя довольно неуютно. Однако это всё выглядело доброжелательно, хотя и странно. В первую очередь спросили, был ли у меня дома телевизор. Услышав мой ответ, что нет, они обрадовались и оживленно стали обсуждать эту тему на иврите. Потом, уже позднее, я понял, что таким образом израильтяне оценивали уровень существующей технологии в СССР. Я же не покупал телевизор, потому что не терпел пропаганды, кроме того, у меня не было свободного времени.

Меня поселили в Ашдодском Центре абсорбции «Канада». Ашдод ещё не был городом. Машины на улицах появлялись нечасто. Светофоров не было. Окружающее напоминало курортный городок. Средиземное море впечатляло. Девушки просто ошеломляли своей красотой. Такого количества женской красоты мне видеть ещё не приходилось. В каждом автобусе я видел не менее двух красавиц. С часу до пяти — «мёртвый час». Магазины закрыты. Людей на улицах не видно. В другое время, впрочем, город тоже казался наполовину спящим.

Центр абсорбции «Канада» являлся семейным общежитием. Мне выделили общий номер с лётчиком, выходцем из Румынии. Комната, примерно 6–7 квадратных метров, две койки и стол между ними. Общались мы с соседом по-английски.

Жили по-солдатски, уважая личное пространство друг друга. Через несколько дней после приезда мы с соседом решили посетить Хайфу. Много слышали об этом городе, но никогда не видели. Была пятница. Мы наскребли денег на автобусный билет туда и обратно. Планировали вернуться в тот же день.

Приехав в Хайфу днём, с удовольствием бродили по берегу около порта, вдыхая морской воздух. Стемнело. Народ стал исчезать с улиц, и мы отправились на автобусную станцию, чтобы вернуться домой. Автобусов не была Автостанция пуста. Встретив какого-то старика, стали спрашивать — а где автобусы? Он, с удивлением посмотрев на нас, сказал: «Шабат» — суббота. То, что это суббота, знали и без него, а вот почему нет автобусов — не понимали. В конце концов, мы уразумели, что общественного транспорта нет и не будет ещё сутки до окончания субботы. Положение стало совершенно идиотским. Денег хватало только на обратный билет. И пошли мы бродить, голодные и уставшие, по улицам Хайфы. Стало совсем темно. На улицах уже никого не видно. Мы бродили одни.

Неожиданно увидели свет и открытую дверь.

Оказалось — полицейский участок. На наше счастье там сидел полицейский — грузин, говоривший по-русски.

Заметив, что тюремная камера для задержанных арестантов была пуста, я начал переговоры с полицейским на родном языке. Объяснив ему ситуацию, попросил впустить переночевать в камере для временно задержанных. Полицейский очень удивился просьбе, но, подумав, согласился. Мы завалились на тюремные койки. Полицейский по привычке стал задвигать решётчатую дверь. Мне пришлось ему напомнить, что мы добровольные узники. Он принял мои доводы и оставил дверь открытой. Утром этот же полицейский принёс нам по чашке хорошего кофе с булочкой. «За счёт израильской полиции», — сказал он.

Это был самый приятный и экзотический завтрак в моей жизни.

Так я узнал, что у евреев есть суббота, и транспорт по субботам не функционирует.

В первые месяцы жизнь моя в Израиле была очень интенсивной. Выполнение просьб друзей по борьбе занимало много времени.

МИД Израиля непрерывно приглашало меня на встречи с американскими сенаторами, политическими деятелями и журналистами. В то время я был один из первых и немногих «отказников», появившихся в Израиле.

Знание английского языка давало большие преимущества для этой работы. Кроме того, я никого и ничего не боялся, что позволяло говорить на любые «болезненные» темы. И делал всё, чтобы помочь моим друзьям и соратникам, оставшимся в СССР.