Мой космодром - [5]

На полигоне Байконур небо тоже было огромное, черное и звездное. Я любил смотреть на него. Особенно, когда был один ночью — стоишь на посту в карауле и никто не мешает тебе наслаждаться Вселенной. А если опустить взгляд и посмотреть вдаль, то всегда можно было увидеть на горизонте ярко освещенную стартовую площадку ракеты-носителя «Геркулес-Протон». До сих пор помню запуски ракет. Это невероятное и незабываемое зрелище — яркая вспышка, потом зарево, море огня и клубы дыма, яркий след от ракеты улетающей в небо, к звездам. А спустя несколько минут доносились раскаты грома и накрывали тебя с головой.

Это очень яркие воспоминания. Может быть поэтому я до сих пор часто завороженно смотрю на звездное небо, пытаясь увидеть очередной спутник, космический корабль или «падающую звезду», загадывая сокровенное желание. В большом городе из-за отсвета огней и уличных фонарей черного неба нет и звезд почти не видно. И совсем другое дело за городом, на даче. А еще лучше смотреть на звезды в Египте или на Кубе. После ужина я всегда вечером ухожу подальше от отеля к самой кромке моря, сажусь на холодный пластмассовый шезлонг и подолгу смотрю в небо на сияющие звезды. Я жду когда одна из них упадет и можно будет загадать очередное желание.

Я хорошо помню и 12 апреля 1961 года. Полет Юрия Гагарина. Помню ту огромную радость, которая охватила всю страну. Такого всеобщего счастья больше никогда не было. Помню его торжественную встречу в Москве. С одной стороны он был недосягаемым героем, а с другой простым человеком-летчиком, у которого развязались шнурки ботинка, когда он шел по ковровой дорожке к своей мировой славе. И глядя на него, мне как и тысячам других мальчишек хотелось стать космонавтом. Я лепил из пластилина макеты ракет, рисовал в тетради фантастические миры далеких планет и бесконечно грезил космическими полетами. Как дорогую реликвию я до сих пор храню газеты с сообщением ТАСС о полете Гагарина и его первые фотопортреты. Помню каким страшным ударом для всех стала катастрофа и смерть трех наших космонавтов: Добровольского, Волкова и Пацаева. Как переживал и даже плакал мой отец, узнав о гибели Комарова и Гагарина.

Одна из первых газетных статей о полете Ю. Гагарина в космос

Я не стал космонавтом. Мне жаль. Но все же я служил на космодроме. Это были трудные, но счастливые дни моей молодости. Забавно, но одним из моих самых первых заданий было убирать метлой песок со стартовой площадки, с которой только что успешно ушла в космос ракета нашей части. Я всегда шутил по этому поводу, что я узнал космонавтику изнутри и попал в нее с черного входа. Мой личный вклад в дальнейшую работу на космодроме наверное был очень мал, но я честно служил, выполнял свой долг и свои обязанности. Я думаю, что тот огромный результат, который получила вся страна как раз и стал итогом ежедневного труда десятков тысяч военных, ученых и рабочих. Простых людей, сплоченных одной великой целью — покорить космос. И я горжусь, что был сопричастен к освоению космоса. Маленький шажок человека, но большой шаг для всего человечества.

Нил Армстронг совершил 72 боевых вылета во время войны в Корее. Может быть он воевал с моим отцом, который в это же время дрался с американскими летчиками в Корее. Это политика. Они летали в одном небе как враги, но их объединил Космос, звездное небо и мечты о лучшем будущем для человечества. Мой папа в последствии переквалифицировался из летчиков в артиллериста, а затем и в ракетчика. Когда я смотрю ночью на звездное небо, то я всегда вспоминаю отца, космодром Байконур и даже Нила Армстронга.

Я не стал космонавтом — ими становятся единицы, не стал конструктором космических кораблей. Моя жизнь сложилась иначе. Но звездное небо — это мой космос, который всегда со мной. Я думаю, что после смерти, моя душа уйдет в Космос и станет маленькой звездочкой в огромной Вселенной. Я снова смотрю на звезды и мне волнительно и хорошо.

ГЛАВА 4. ЗАДАЧА — ВЫЖИТЬ

Зимой здесь холод и мороз

Порой нас мучают до слез,

А летом зной и духота

И привозная здесь вода.

Здесь женщин нет, а тех что есть —

По пальцам можно перечесть.

В стране царит закон сухой

Здесь «Ландыш» пьют и пьют «Тройной».

Верблюжий край, пыль да степь без конца

И кажется черт проклял эти места.

Вдали караван лишь шагает пыля,

Но мой Тюра-Там вызывает меня.

Из песни о Тюра-Таме матросов 4 группы

Как это часто бывает в жизни, реальность оказалась сильно отличной от моей детской мечты.

В первый же месяц по прибытии на космодром мы оказались в неимоверно тяжелых условиях, настолько тяжелых, что мы с моим другом и товарищем Колей Кузьминым поставили себе лишь одну очень простую задачу — выжить. Тогда нам казалось, что это почти невозможно. Дело было и в сложной психологической обстановке — новое место, чужие люди, взрослая жизнь — и в том, что даже в физическом плане служба на полигоне требовала от людей совершенно невероятных человеческих качеств — огромной воли и крепкого здоровья.

Дело в том, что космодром в силу ряда объективных причин занимал огромную площадь. Сотни стартовых комплексов и стендов по замыслу конструкторов должны были располагаться на территории в сотни квадратных километров и быть расположенными вдали от жилых городов. Пуски были чрезвычайно опасным занятием и в те годы часто оканчивались неудачно, со взрывами опасного и ядовитого горючего. Кроме того у пусковой площадки должна была быть хорошая видимость (никаких гор или лесов поблизости) и ровное атмосферное давление. Найти такое свободное пятно в центре России было невозможно и космодром втайне от американцев построили в самом сердце бескрайней степи Казахстана. Это было идеальное место для ракет, но абсолютно непригодное для жизни людей. Летом там нещадно палило солнце, а зимой сквозил ледяной ветер.