Мой Хеврон - [8]

Письмо, подписанное киевлянами, имело большой общественный резонанс. Мне говорили, что оно сильно задело министра обороны Израиля. Он воспринял это, как пощечину. Это повлияло на его дальнейшее поведение. Так писал корреспондент «Маарива» Арон Долев. Я не ставил цели кого-то обидеть или задеть, я просто действовал. Мне было тяжело от того, что никаких изменений с синагогой «Авраам-авину» не произошло. Министра обороны посетила делегация из Кирьят-Арба. Я тоже был в ее составе. Рассматривался вопрос о посещении евреями Меарат га-Махпела, и было похоже, что письмо киевлян повлияло на решение министра. Но относительно синагоги — без изменений.

Письма были частью моей борьбы за очищение еврейских мест от скверны, за восстановление синагоги, кладбища, больницы «Хадасса». Это не была борьба ради борьбы. Я вполне отдавал себе отчет, что, собственно, бороться не с кем. Только со своей же еврейской властью. Это отнимет силы у обеих сторон и в итоге ни к чему хорошему не приведет. И пришел к простому решению: если хочу восстанавливать синагогу, то надо ее восстанавливать. Не нужно ни с кем спорить, выяснять отношения. Если станут мешать, постараюсь эти помехи нейтрализовать. И не стану писать больше писем. Ибо нет в этом никакого смысла.

5. Мы не привыкли спрашивать

Не я один болел душой за положение в Хевроне. Полагаю, что каждый еврей, посещавший эти места, думал так же. Особенно жители Кирьят-Арба. И вот возникло то, что стало называться «борьбой за еврейский Хеврон». Я бы, правда, заменил слово «борьба» на слово «восстановление».

При местном совете Кирьят-Арба создали группу активистов, которую возглавил Ицхак Жизпан. Меня тоже включили в эту группу, названную потом комиссией. Но в нее не вошли люди, которые существенно могли бы помочь — историк Хаим Магени, знавший Хеврон лучше других, располагавший материалами, картами, фотографиями. И рав Левингер. Идея создать группу была, в принципе, его идеей. По-видимому, он не хотел занимать никакую официальную должность.

В Кирьят-Арба были приглашены члены Кнессета Геула Коэн и, если не ошибаюсь, Норам Аридор. Были и корреспонденты. Это потом я узнал, что в Израиле так принято: прежде всего ознакомить с проблемой корреспондентов, а те уже обрисуют ситуацию истэблишменту и народу. Как они это делают — вопрос другой.

Группа депутатов спустилась в Хеврон. Сначала мы подошли к Меарат га-Махпела. Солдаты, конечно, никого не впустили. Арабы входили туда свободно, а вот членов Кнессета — не пустили. Геула Коэн, пытавшаяся объяснить, кто они, получила отказ: «Нет, евреям нельзя!»

Кто-то из нашей группы с иронией произнес: «Евреям и собакам — вход воспрещен!», как бы напомнив схожую ситуацию при нацистах.

Геула Коэн решила связаться по рации с военным губернатором. Ей сообщили, что тот прибудет минут через пять. Ждем пять, десять, пятнадцать минут. Убедившись, что губернатор нас попросту обманул, двинулись дальше. Подошли к синагоге «Авраам-авину», точнее, к загону для скота… Потом зашли в ресторан Цви Кацовера передохнуть, и тут рав Левингер прочитал членам Кнессета целую лекцию. Рав говорил им, какой жгучий стыд мы испытываем, глядя на запущенные еврейские места. Ведь Хеврон — это издревле еврейский город! Его восстановление важно для всего народа Израиля!

Затем попросили и меня, человека недавно прибывшего, сказать несколько слов. Но предупредили, чтобы был краток. А что я им мог сказать? То, что они сейчас видели, было красноречивей всяких слов. Я действительно мало сказал, всего несколько фраз. Сказал, что мы, олим, не ожидали увидеть такое. Что это глумление над святынями еврейского народа. Мы, приехавшие из России, не будем спрашивать у властей, что надо делать, а сами сделаем то, что нужно…

Ко мне подошла Геула Коэн и спросила: «А почему вы думаете, что не надо спрашивать власти?»

Помню, через несколько лет, когда мы устроили первую свадьбу в «Хадассе», пригласив Геулу Коэн, она задала нам примерно тот же вопрос: «Есть ли на это разрешение властей?»

Я говорю об этом не потому, что мне хочется в чем-то упрекнуть Геулу Коэн. Как член Кнессета она много сделала для восстановления еврейских святынь в Хевроне. А говорю исключительно потому, что существует такое обязательное условие — обо всем спрашивать у военных властей. Будь это в Хевроне, на территориях или в другом месте. На чем это основано — неизвестно. Быть может, на том, что власть у нас теперь своя, еврейская! Она нам не чужая, и мы должны ее уважать. И арабы должны это видеть. Вроде бы, все вполне логично и разумно, но в действительности — все получается иначе и гораздо сложнее.

Приведу такой пример. Была у нас как-то экскурсия в Араву, степные края за Беэр-Шевой. После экскурсии все расположились перекусить. И вот, когда мы собрались уходить, я развел костер, чтобы сжечь мусор, оставшийся после еды. Заодно я стал собирать бумаги, валявшиеся поблизости, и тоже бросал в огонь. На это обратили внимание израильтяне: дескать, здесь не принято подбирать за другими, каждый убирает мусор только за собой.

Но тут удивился я: почему я не могу по собственной инициативе сделать то, что считаю полезным? Конечно, существует Общество охраны природы, оно распространяет брошюры и руководства, туристы их читают и тут же выбрасывают. А я стараюсь навести порядок без указаний и брошюр. Что в этом плохого? Разве это запрещено? Точно так же, как я не должен спрашивать разрешения у городских властей, если мне хочется навести порядок в еврейской синагоге, находящейся в запущенном и безобразном состоянии. Я сделаю то, что вeлено для народа Израиля. Для сохранения его национального достоинства.