Мой Хеврон - [3]

Аркадий уехал. А меня не покидала мысль, что я в Израиле — новый человек, каждая встреча мне интересна. Вот приехал к нам культурный, образованный человек. На прекрасном, живом языке доступно и ясно все объяснил. А ведь он обыкновенный полицейский в чине сержанта. Но все ему близко, все его волнует. Во всем, что касается государства, глубоко заинтересован. И вовсе не по долгу службы. Не то, что советский милиционер, который вообще не знает ни истории своей родины, ни духовных запросов своего народа, да и не интересуется этим.

Впоследствии я познакомился с Аркадием ближе и убедился, что мое первое впечатление о нем было верным. Более того, он оказался просто хорошим человеком. Даже в некотором роде необычным. Каждому человеку старался создать все условия для максимального проявления его способностей.

Прошла неделя, и «русский» врач Паша, не закончив занятий в ульпане, переехала со своей семьей в Кирьят-Арба. Позже, когда и я туда переехал, я слышал много лестных отзывов об этой женщине. Она покорила местных жителей своей сердечностью, внимательным отношением к пациентам и высоким профессионализмом. Была готова лечить в любое время дня и ночи, не считаясь со временем.

Попал я в Кирьят-Арба не сразу. Не через неделю и не через месяц.

Сначала я часто бывал в Иерусалимском университете в надежде получить работу. Со мной много беседовали, но обещаний никаких не давали. Тогда я еще не знал, что на Западе, в том числе и в Израиле, существуют понятия «конкуренция», «проблема свободных мест». В России я с этим не сталкивался. Там было так: если ты хороший специалист и нужен, то место всегда найдут, что-то для тебя придумают.

Обращался я и в беэр-шевский университет. В принципе я мог жить в Кирьят-Арба, а на работу ездить в Беэр-Шеву. Университет там был новый. Я думаю, что там были свободные ставки. Однако ответ, который я получил оттуда, буквально ошеломил меня. Мне объяснили, что мой уровень слишком высок, и именно поэтому я им не подхожу…

Что я им мог ответить? Не бойтесь меня, я — не Эйнштейн? Интересно, что бы ответили Эйнштейну, если бы он приехал сюда устраиваться на работу?

В конце концов мне пришлось принять предложение профессора Неэмана и начать работать в Тель-Авивском университете. А мысль о переезде в Кирьят-Арба отложить на долгих два года.

Связи с Аркадием я не терял. Мы часто звонили друг другу, он тоже искал мне работу. Искал что поближе. А ближе всего мне был Иерусалимский университет. Я все удивлялся: простой полицейский, а может свободно обращаться в любое высшее учебное заведение!

Кое-какие контакты с Иерусалимским университетом у меня наладились. Были интересные встречи, беседы. Меня спрашивали о моих научных планах на будущее. Было похоже, что я им подхожу и место мне ищут. Но все это только казалось. Я продолжал работать в Тель-Авиве.

И тогда мне в голову пришла одна мысль. Дело с абсорбцией научных работников из России обстояло из рук вон плохо. Я понимал, что в конце концов это приведет к тому, что поток алии вообще иссякнет. Ведь работа для человека из России — это один из важнейших вопросов. Я собрал всю информацию о физиках и об инженерах, приехавших в страну из СССР, получил сведения о тех, кто еще не приехал, но сидят на чемоданах или уже в дороге, и понял, что надо создать новый институт. Институт твердого тела, в котором следует начать разработку нескольких направлений, нужных Израилю. Это сразу привлекло бы многих ученых и в ближайшие годы дало бы хорошие результаты.

С этой идеей я стал обращаться в разные инстанции. Мой проект получил поддержку и очень хорошие отзывы — письменные и устные. Наконец меня вызвал к себе Юваль Неэман и сказал, что слышал о моем проекте… Собственно, я это предвидел. Умышленно не обращался к нему, а ждал момента, когда он услышит об этом от других. Если он захочет поддержать меня, то пусть все исходит от него самого.

В ту пору профессор Неэман занимался вопросами абсорбции алии из России. Мой план его заинтересовал, он одобрил и его, и ряд предложений подобного рода от других ученых. Создание нескольких научных институтов по тем направлениям, что еще недостаточно развиты в Израиле, представлялось весьма перспективным начинанием. Профессор Неэман обратился к правительству Израиля, лично к главе правительства госпоже Голде Меир.

Однако ничего из этого не получилось. Я до сих пор об этом сожалею. Ведь это могло бы резко изменить весь характер абсорбции. Деньги распылялись по мелочам: на различные университеты, учреждения, на абсорбцию отдельных научных работников, которые работали в непривычных для них условиях, в среде, где один ученый-репатриант не может добиться успеха. Но коллектив, состоящий из разных специалистов, образ мышления которых во многом схож и которыми руководит грамотный и думающий человек, мог бы привести к серьезным положительным результатам.

Словом, план профессора Неэмана не прошел, но лично для меня кое-что изменилось. Отдел абсорбции научных работников выделил мне некоторую сумму для небольшой группы. Не для института и не для лаборатории даже, а именно для группы, которая должна была работать по моему плану и в дальнейшем влиться в какой-нибудь университет. Это был уже определенный успех.