Мой генерал Торрихос - [79]

Шах Ирана Реза Пехлеви и его жена Фарах Дива

Когда я увидел шаха, сходящего вниз по трапу самолёта, то убедился по его лицу, что не он поджидает свою смерть, а сама смерть, поселившаяся в нём, ждёт его к себе.

Английскому лорду Актону принадлежит знаменитая фраза: «Власть развращает человека, а абсолютная власть развращает абсолютно». Глядя на шаха, можно было бы перефразировать лорда Актона так: «Потеря власти очищает человека, а абсолютная её потеря очищает его абсолютно».

Я из тех, кто понимает значение ненависти. В том числе ненависти культивируемой, сознательной. Мне нравятся как-то сказанные Томасом Борхе слова: «Только тот действительно любит свой народ, кто ненавидит его врагов». И если были на свете люди, которых можно было легко ненавидеть, то одним из них являлся шах Ирана. Мрачная слава его секретной службы была известна всему миру, и нельзя было смотреть на него, не вспомнив этого.

И когда он сходил вниз по трапу самолёта, имитируя опору на перила, он действительно «сходил». Сходил со своего трона, из своей страны, из США, из жизни вообще.

Его жена, королева Фарах Дива, шла за ним, и я уверен, что она думала о том же, о чём подумал тогда я.

Мы тут же пересели в вертолёт. Тут у меня была стычка с одним американским полковником их охраны, который полагал, что шах должен быть исключительно его объектом.

Вообще он был прав, шах действительно был их человеком, но во мне взыграло националистическое начало, и полковник был вынужден пересесть во второй вертолёт, в котором летел багаж.

Я сидел в вертолёте сзади шаха и королевы и видел, как они были близки друг к другу. Она обнимала его за шею и нежно гладила её большим пальцем руки. Этот простой пролетарский жест сразу убедил меня в том, что эта женщина очень любила этого мужчину.

—– * –

Резиденция Лало Гонсалеса в Букете не понравилась одному из помощников шаха. Он сослался на недостаточную безопасность её расположения. Роскошную и удобную виллу и парк со всех сторон окружали горы, откуда легко можно было бы совершить нападение. Полковник Норьега, прилетевший туда с нами, говорил, что имеющимися в нашем распоряжении электронными приборами этот недостаток может быть частично нивелирован, однако это не убедило помощника.

Помню, что шеф безопасности шаха, иранский полковник Джаханбини, не был таким категоричным, как помощник шаха.

Полковник, который стал мне симпатичен, да простят меня все те, кого пытали и убивали в Иране, был человеком, по-настоящему преданным шаху, хотя и полностью осознавал его абсолютный крах.

Шах полагал, по крайней мере вначале, что прилетел в какую-то часть территории США. Со своими просьбами и потребностями он обращался к послу США в Панаме. Тот постоянно летал на американских вертолётах на остров Контадора, где в итоге поселили шаха.

Установленное нами оборудование связи его не удовлетворило. И прибыл специалист из ЦРУ, который установил для него довольно сложное телефонное оборудование. Этот «специалист», как мне тут же доложил наш парень из G‐2, фотографировал заодно наши средства связи и безопасности.

Остров Контадора, Панама

Это было чересчур. Я пошёл в магазин Свободной зоны Колон на острове, взял там напрокат хороший фотоаппарат и сделал несколько снимков этого специалиста. На самом деле, имитируя съёмку, так как плёнки в фотоаппарате не было.

Потом, при первой же возможности, я сказал шаху, что он находится в Панаме, а не в США и не может просить у нас того, чего у нас нет. Например, снега или сложного оборудования связи. Но просить что-либо он должен сначала у меня, а не у посла Соединённых Штатов. «Послу же, – сказал ему я, – сообщено, что если он хочет прилететь на Контадору, то должен обратиться для этого к руководству наших ВВС, потому что нами дана команда сбивать все иные, кроме наших, летательные аппараты, приближающиеся к дому шаха на острове».

Один из помощников шаха тут же попросил у меня электрическую пишущую машинку. «Хорошо, я привезу Вам её через полчаса», – сказал я. Это было в воскресенье и почти вечером, и у меня не было другого выхода, кроме как послать человека их охраны с заданием привезти машинку из кабинета генерала в его «бункере» на 50-й улице. Генерал сказал на это: «Какой ты, однако, щедрый – распоряжаться чужими вещами». Но, конечно, в шутку, понимая, что тут речь идёт о политике, а не о щедрости.

Шах получил воспитание, соответствующее монарху, и потому ходил всюду с естественностью человека, находящегося у себя дома. Несмотря на то, что он был в изгнании, и несмотря на свою болезнь. И изгнание, и болезнь, и даже унижение были будто скроены исключительно по размерам его высокомерия. И это ему было к лицу. И он знал об этом. И блистал этим.

Однажды к шаху на Контадору неожиданно прилетел генерал. Я встретил и предупредил его, что шах болен: у него был довольно сильный грипп и температура. Но генерал предпочёл остаться, чтобы поговорить с королевой Фарах.

В гостиную, где её ждал генерал, однако, спустилась не она, а сам шах. В белой, хорошо накрахмаленной панамской рубашке – гуйавере. По-королевски протянул руку генералу, скрывая свою болезнь и высокую температуру.