Мой генерал Торрихос - [62]

Кроме того, сандинисты обещали назначить министром обороны в новом правительстве полковника Бернардино Лариоса, который якобы не слишком «засветился» в жестокостях национальной гвардии, другими словами, в его геноциде, хотя наверняка и он принимал в этом участие.

Потом, однако, остатки бывшего сомосовского правительства во главе с неким Уркуйо цинично и неожиданно не признали этих вашингтонских соглашений.

Тем не менее сандинисты, которые могли бы в этих условиях от этого отказаться, выполняли эти договорённости. И выполнили их.

В результате Красный Крест взял под свою опеку в спешно созданных полевых лагерях остатки разгромленных войск Сомосы. Через некоторое время эти лагеря необходимо было ликвидировать, потому что они превратились в прибежища преступников. По ночам эти убийцы, вскормленные США, покидали лагеря и убивали в деревнях и посёлках молодых сандинистов, а утром спокойно туда возвращались.

И не они ли теперь, после того как сандинисты так благородно поступили с ними, вооружаются в Гондурасе ножами, купленными на деньги от Рейгана, и отрезают ими там головы крестьянам и их детям?

А выполнив условие назначения министром обороны полковника Лариоса, они вскоре поймали его с поличным, действующего против их страны в качестве агента вражеской могучей державы – Соединённых Штатов Америки.

Но они выполняли эти соглашения потому, что они были заключены с США, а не с Сомосой. Другими словами, с Хозяином, а не с их слугой.

Ситуация, аналогичная нынешней, когда они отказываются говорить с так называемыми «контрас», но готовы вести переговоры с их хозяевами.

Похожее произошло (и это можно было предвидеть) с временщиком Уркуйо, который вместо того, чтобы выполнять то, о чем договорились в Вашингтоне, объявил о разрыве вашингтонских соглашений, провозгласив сам себя от имени собственных «яиц» президентом страны.

Я видел собственными глазами по ТВ удивлённое, вытянутое от раздражения лицо посла США в Манагуа Лоуренса Пезулло, когда он услышал эту новость. Сомосисты не учитывали ни тупого упрямства этого господина, ни не предвиденных ими изгибов дорог и тропинок, по которым шагала история. Допустили, что всё пошло плохо, и получили в конце концов то, что получили. Сомосистская армия разоружилась перед лицом вооружённой победы сандинистов. «Рука Божья вела их», – говорил Андре Жид. «Рука Истории», – поправил его генерал Торрихос.

Но рассчитывать на Историю – и я хочу это повторить – для генерала не означало предрекать судьбу. Враги человечества обладают материальными и интеллектуальными возможностями, чтобы не только выступать против Истории, но и уничтожить мир и тем самым и саму Историю. Для генерала же его политический оптимизм, которым он так любил блеснуть, заключался в виде постановки и решения конкретных задач, без их подмены другими или недооценки препятствующих этим решениям возможностей врага.

Если бы наши враги не отличали возможного от фатального и Историю от Судьбы, они были бы освящены величием трагедии в её древнегреческом понимании. Они боролись бы против того, что неминуемо привело бы их к поражению, притом что они сознавали бы эту неизбежность. Тогда они были бы трагическими героями Истории, а не гангстерами с изжёванными сигарами во рту.

С другой стороны, и мы, если не будем различать эти понятия, то, подобно весёлым и уверенным зрителям театрального спектакля, счастливый конец которого нам известен, выйдя после спектакля на улицу, можем обнаружить, что, пока мы радовались победе, враг разгромил нас.

Торрихос никогда не торопился. Все, кто знал его, помнят эту его медленную, но упорную форму, в которой он жил, думал и что-либо делал. Он знал, что время – его лучший союзник и что, чем больше времени он потратит на осуществление какой-либо задачи, тем больше шансов на то, что само время примет в решении этой задачи участие.

Такой подход важен. Этого требовал масштаб задач. Это предопределяло скорость, с которой он двигал вперёд «машину социальных изменений». Увеличить эту скорость, как того требовала от него молодёжь, означало риск разрушения самой машины. Его обвиняли в том, что он делал это не спеша. Но для него важнее было идти и достичь цели.

Но в чём нельзя было его при этом обвинить, так это в том, что он занимается модернизацией статуса – кво системы, замазывая и залечивая её. И наоборот, призывал эту молодёжь быть радикальнее, не косить для внешнего эффекта её сорняки, а вырывать их с корнем. «Систему надо уничтожать, – говорил он. – Хотя бы и потихоньку, понемногу, раз за разом, чтобы не слишком дрыгалась в ответ».

И чтобы заручиться временем как союзником, он использовал великий инструмент – переговоры. Но только как инструмент, и никогда – как цель. Его решением было дать «время времени», дать этот мостик Истории, чтобы она, его друг, широко шагнула по нему и привела к своей цели – её триумфу.

К триумфу радикальному, не половинчатому, не к его замене частичными результатами или временным утешением. Об этом говорил он молодым сальвадорским революционерам, которые тогда не совсем поняли его, когда он убеждал их вести переговоры с режимом.