Мой генерал Торрихос - [40]

Я, не для того, чтобы отвергать этот подход, а наоборот, чтобы посмеяться с ним вместе, как-то сказал ему, что Бенито Эспиноза, испанский философ-идеалист, когда ему сказали, что какая-то из его теорий противоречит результатам эксперимента, заявил: «Мне нет дела до эксперимента». «Это всё равно, что сказать: “Плевал я на эту вашу реальность”», – сказал я и видел, как молча он улыбнулся на это.

В то же время генерал был, безусловно, интеллектуалом, а его критические замечания в адрес философствования и утончённой культурологии были тщательно взвешены и обдуманы. Паскаль сказал как-то: «Смеяться над философией – это всё равно что “зафилософствовать” истину». В глубине души генерал относился с большим уважением к академическим ценностям, на знания о которых он не мог, однако, претендовать, как изучавшиеся им формально.

Когда он путешествовал инкогнито, отвечал на вопрос анкет «профессия или занятие»: профессор. Я никогда не спрашивал его, к какой области знаний он относит это звание, но, если бы нужно было ответить на этот вопрос, я бы ответил «гуманитарных знаний». Если ещё точнее – философских.

Однажды, будучи в Ливии, его попросили прочитать в Университете Бенгази лекцию по теме гражданского права, на что он тут же дал согласие. Он оделся надлежащим образом и в течение 2-х часов объяснял студентам, почему профессия, которую он выбрал, не имеет будущего. Студенты были в восторге. Спас он только международное право. Остальные же отрасли права исчезнут вместе с эксплуатацией человека человеком и несправедливостью.

Студенты стоя аплодировали генералу. Эта его лекция была щедро приправлена анекдотическими случаями из арсенала международной политики, его собственными идеями и шутками. Я думаю, что в тот день генерал поделился со своими слушателями одним из своих самых интимных и секретных интеллектуальных запасов.

Всегда, бывая за рубежом, например в Испании или Бразилии, он встречался с обучавшимися там панамскими студентами, чтобы решить ту или иную их проблему, рассказать им, что происходит на их далёкой родине, и всегда чуть позавидовать их студенческой жизни, о которой он когда-то так мечтал.

В Париже он любил перекусить на бульваре Сен-Мишель, который студенты называют «Бул Миш». Помню и запомнил навсегда, как на углу Сорбонны он покупал за доллар огромный сэндвич размером в полбагета и гулял с ним по переулкам Латинского квартала, чуть наклоняясь, чтобы не испачкать одежду соусом.

Когда он, как автор, получил чек за публикацию в Коста-Рике его книги «Пятый фронт», он приказал обрамить его как картину. Я предлагал ему сделать для обрамления копию чека, а сам чек обналичить и послать деньги никарагуанским повстанцам.

Бульвар Сен-Мишель в Париже

Он отказался. Потому что это был его первый авторский гонорар. И это было его очень интимное желание. Правда, чтобы это тщеславное пожелание не вошло в противоречие с его ответственностью политика, он дал мне несколько авторских экземпляров книги на продажу. «А деньги от продаж отправишь в Никарагуа», – сказал он.

Буквально в этот момент к генералу подошли два весьма обеспеченных господина, и я тут же предложил им купить экземпляры книги. Они спросили о цене. Я ответил: «Тысяча долларов». Один из богачей угрюмо взглянул на меня, понял, что попался, что я практически уже залез в его кошелёк, но справился и, чтобы не потерять перед генералом лица, сказал: «Ладно, дайте мне две…»

Генерал умер. И теперь вряд ли кто-нибудь ещё может произвести такой эффект, как он в этом эпизоде с авторскими экземплярами его книги.

Масштаб его личности объясняет его особые, трепетные отношения со многими настоящими интеллектуалами. Среди них были и такие известные писатели, как Габриэль Гарсиа Маркес, Грэм Грин. Помню, как однажды в Рио мы долго искали с ним дом Жоржи Амаду. Нашли, но ему было неловко, не будучи представленным, звонить в дверь. К счастью, дома залаяла одна из собак и знаменитый бразилец подошёл к двери сам и открыл её. Генерал, подобно начинающему автору перед литературным маэстро, скромно представился ему. Через полчаса они говорили друг с другом так, будто знали друг друга многие годы.

Бразильский писатель Жоржи Амаду (1912–2001 гг.)

Грэм Грин написал как-то статью о Панаме и о проблемах переговоров с американцами о Панамском канале. В этой статье Грин, который всегда пишет довольно точно, довольно иронично и насмешливо характеризовал начальника Генерального штаба Национальной гвардии. Мне было поручено перевести эту статью для панамских газет. Я показал генералу место в статье, где Грэм оскорбляет нашего полковника, и предложил ему удалить этот комментарий в переводе. В ответ он голосом, в котором звучала нотка угрозы, сказал: «В тексте Грэма Грина нельзя ничего трогать, даже запятые».

Много лет спустя, уже после смерти генерала, Грэм Грин написал о генерале книгу и попросил меня прочитать рукопись перед её публикацией, удалив, если я посчитаю это нужным, что-то из неё. Я приехал во Францию, где он жил, и, читая рукопись, отметил некоторые места, включая и даже ошибки исторического характера, которые можно было бы и удалить. Но вспомнил те самые слова генерала о тексте Грэма Грина в той его статье о Панаме и выполнил его приказ – не изменил в рукописи ни строчки.