Мой генерал Торрихос - [33]
Как-то в Панаму приехала группа мексиканских журналистов для встречи с генералом, чтобы взять у него интервью. Похоже, они были известные в Мексике газетчики, потому что о приёме этой группы просил генерала сам президент страны Лопес Портильо. Когда они прибыли, генерал сразу не стал их принимать, всё время откладывал и откладывал время их приёма и потом поручил мне сообщить им, чтобы они ехали в Давид и что он примет их там.
Мы поехали с ними в Давид. Но и там генерал их не принимал. Вероятно, они звонили Лопесу Портильо и пожаловались на такую затяжку с интервью, потому что тот позвонил генералу в Давид. Я был с ним, когда он сказал Портильо по телефону: «Не беспокойся, я приму их». Слыша это, я спросил его: «Мне пойти за ними, мой генерал?» Но он посмотрел на меня и ответил: «Пожалуйста, уважай моё предчувствие». И так и не принял их.
На клочке земли у дома в Фаральоне он посадил травку, семена которой ему подарил какой-то крестьянин, сообщив генералу, что она защитит его от дурного глаза и от любовных неприятностей. Когда он кому-то из своих гостей сказал об этих свойствах травки и увидел, как тот саркастически улыбнулся, генерал скорее примирительно, чем запальчиво, как бы оправдываясь, отметил: «И она очень красивая».
Были у него и предрассудки в отношении некоторых своих вещей. Например, одеяло. Довольно старое, из его давней военной амуниции, но оно, как ему казалось, грело его лучше всех других. Или оружие. Он носил при себе старый и довольно неухоженный револьвер Томсон 45, не самое лучшее оружие по нынешним временам, но именно с ним он чувствовал себя хорошо защищённым.
Как я уже писал, он был мне «должен женщину». Потому что из-за того, что он совершил в 1968 году государственный переворот, я был вынужден эмигрировать в Гондурас, а моя жена влюбилась без меня в другого и ушла от меня. Когда я ему об этом сказал в шутку, он, вроде бы тоже шутя, заявил, что найдёт мне новую супругу. И добавил, что, поскольку такое ответственное дело он не может доверить мне, выбирать её будет в конечном итоге он. Однажды в разговоре с женой моего друга Рохелио, итальянкой Лидией де Росас, он узнал, что у неё есть незамужняя сестра, и сразу воскликнул: «Вот она, женщина для Чучи». Лидия же сказала, что в будущем году она ждёт сестру в Панаме. Время от времени мы вспоминали с ним об этом, но потом за делами как-то всё это забылось. Да и мне самому это шуточное сватовство не очень-то нравилось.
И вдруг однажды вечером, через год после того, он меня спрашивает: «Слушай, а что там с Сильваной, сестрой Лидии, когда она приезжает?» Я с удивлением посмотрел на него, потом на часы и сказал: «Вы не иначе как колдун, мой генерал». Именно в этот момент в аэропорту приземляется самолёт, которым она прилетела в Панаму. «И что ты тут делаешь? – спросил генерал. – Немедленно поезжай в аэропорт встречать её!» В ответ я сказал, что при всём моём к нему уважении я прошу оставить эту шутку, потому что мне неловко чувствовать себя женихом «по почте»… В ответ он сказал весьма суровым тоном: «Слушай, в аэропорту у тебя её уведут! Быстро бери зелёный “Мерседес-Бенц” и мчись встречать её»! И добавил, правда, с улыбкой, компенсирующей его суровость: «Считай это моим приказом!»
Когда я приехал в аэропорт, Сильвану действительно кто-то уже ждал. Но в конце концов всё пошло и прошло хорошо. И без всякого уже вмешательства генерала естественным путём получилось так, как он то интуитивно предвидел.
Фелипе Гонсалес часто бывал в Панаме и Никарагуа
Сильвана родила мне дочь примерно в то же время, как родилась дочь у генерала. Он назвал её Тьюра по имени выбранной им реки в провинции Дариен. Получилось «Т. Т.» – Тьюра Торрихос. Я сказал ему, что мы хотели назвать дочь Палома, несмотря на то что в Панаме это звучит «не очень». Тогда он встал и повёл меня в его кабинет. Там он расстелил на полу большую карту Панамы и, стоя на коленях, начал искать и нашёл для имени нашей дочери речку Мариабе. Так моя дочь приобрела прекрасное имя Мариабе Мартинес: М. М.
Порой интуиция генерала касалась и более серьёзных вещей. Никто, кроме него, не предчувствовал победу социалиста Франсуа Миттерана на выборах во Франции в период, когда европейская тенденция свидетельствовала лишь о «правом повороте» в политике. То же произошло и с выборами в Испании. Генерал познакомился с их победителем, лидером испанских социалистов Фелипе Гонсалесом, ещё тогда, когда он был ещё не оперившимся юнцом в оппозиции. Но генерал увидел в нём необходимые для такого лидера качества и возможности.
Он поддерживал войну сандинистов в Никарагуа, совершенно убеждённый в ещё только маячившей на горизонте их победе. И я ясно помню, как однажды рано утром, узнав о победе революционно настроенных военных в Португалии, он сказал мне: «Они падут». Сказал это без всяких на то видимых причин на тот момент, но с такой уверенностью, которая меня даже чуть покоробила. Но оказался прав. Помню множество других случаев, когда он с удивительной точностью предрекал события, казалось бы, с закрытыми глазами, но с как бы настроенной интуицией, предвидением, тем, что можно назвать и «зыбкими доказательствами», неясными, неопределёнными и подвижными, как скользящий туман. В отличие, например, от доказательств чётких, холодных, никак не ангажированных, подтверждённых и абстрактных, таких, какие мы наследовали от греческих мудрецов. Генерал, мотивированный неотложными нуждами бедняков, часто в своих решениях исходил из интуиции и энтузиазма, борясь за их свободу и за социальную справедливость.
