Мой дядя - [4]

— Только тебя или других тоже?

— Только нас, даже класс «Б» не возьмут, хоть они и просились.

Дядя просиял. Он позвал тетю и сказал ей:

— Слышала? Этого молодого человека завтра будут фотографировать. Одень его как следует.

Наутро дядя долго выбирал для меня одежду, а тетя особенно тщательно умыла меня и обрядила. На дорогу он дал мне несколько полезных советов:

— Не хмурься, даже если солнце будет в глаза. Старайся сделать приятное лицо. В наше-то время фотографировали только девушек, которым искали женихов, а нынче — кого угодно.

Едва я вернулся домой, он спросил нетерпеливо:

— Ну как, сошло?

Я швырнул сумку в угол и сказал:

— Ничего не было. Он не пришел.

— Кто?

— Знакомый брата нашего учителя. Кажется, у него аппарат сломался или еще что-то случилось, вот и нет фото.

Дядя помрачнел. А они-то с тетей стояли в дверях, ожидая моего триумфального возвращения! Он сказал сочувственно:

— Ты не огорчайся, найдем другого фотографа. Зря только не доберегли эту синюю рубашку до дивали. Ну да ничего, купим тебе новую.

Тетя сказала:

— Можно ее аккуратно сложить и убрать до праздника. Он ее не измазал.

— Я сегодня сидел очень смирно, чтобы ее не испортить, — сказал я, и это была правда. Я даже отказался играть с товарищами, боясь, как бы рубашка не смялась. Эта синяя рубашка имела свою историю. Дядя сам купил материю для нее у разносчика, который заверил его, что ткань заграничная и приобрести ее можно разве что у контрабандистов, посещающих некоторые деревни на побережье. Проторговавшись полдня, дядя купил три ярда ткани на две рубашки — себе и мне. Он послал за старым портным, мусульманином, с утра до ночи строчившим на машинке — настоящей зингеровской — на галерее одного дома на улице Кабира. Портной держался с дядей до крайности почтительно и отказался от предложения сесть, хотя бы на пол. Дядя удобно устроился в своем кресле, тетя стояла в дверях кухни, и оба они долго толковали о чем-то с портным, поминая имена, места и события, для меня чужие и непонятные. В конце каждой фразы портной называл дядю своим спасителем и низко ему кланялся. Когда пришло время снимать мерку, дядя встал, выпрямился во весь рост и дал портному ряд указаний относительно длины, фасона и пуговиц — сколько их требуется и каких (металлических, чтобы не ломались).

— Поточнее запиши размеры, — повторил он несколько раз, — не то забудешь и ошибешься, а это ткань особенная, ее у нас не достать, так что смотри, тут рисковать никак нельзя.

В ответ портной опять заговорил о том, сколь многим он обязан моему дяде.

— В тот день на дороге, — начал он, — если бы не вы…

Дядя смущенно насупился и перебил его:

— Довольно тебе вспоминать эти бабушкины сказки. Что было, то прошло.

— Да как же можно, ваша милость! И я и мои дети каждое утро вспоминаем вас и молимся о вашем благоденствии. Когда надо мной уже кружили коршуны и все решили, что я мертв, и шли мимо, вы остановились и вернули меня к жизни, хоть и несли на руках этого младенца… и дали мне сил пройти тысячу миль по горным дорогам…

Дядя оборвал его:

— Ну же, снимай мерку.

— Повинуюсь, — живо ответил портной и стал обмерять меня. Теперь тон его был не только почтительный, но и покровительственный. — Стой смирно, мальчик, не то будешь потом ругать старика за любую ошибку. Вот как прямо держится твой высокочтимый дядюшка, а ведь он уже не молод!

Он кончил обмерять меня, огрызком карандаша, который всегда носил за ухом, записал цифры на крошечной полоске бумаги — скорее всего, это был оторванный край газетного листа — и отбыл, выслушав прощальные наставления дяди и тети.

— Не забудь, он быстро растет, накинь немножко на рост… да еще после стирки сядет, тогда он в своей обновке и вовсе задохнется…

Уже с порога портной позволил себе одно-единственное замечание:

— Если бы господин купил на четверть ярда побольше…

— Ни к чему, — сказал дядя. — Я знаю, сколько требуется, притом что мне ты шьешь с коротким рукавом и без воротника.

В положенное время рубашки были доставлены и убраны в большой сундук.

На следующий день, вернувшись из школы, я с гордостью объявил:

— Сегодня нас фотографировали!

— Да ну! — вскричал дядя. — Как глупо, даже не дали тебе подготовиться.

— Значит, ты на карточке будешь такой, как сейчас? — спросила тетя.

— Изуродуют они тебя, — сказал дядя. — Предупредили бы хоть за полчаса. Тогда ты успел бы…

— Учитель вдруг сказал: «Выходите все во двор и постройтесь под деревом». Мы вышли. Пришел человек с маленьким аппаратом, поставил в ряд всех высоких мальчиков, а впереди всех — кто поменьше и учителя посередине. Потом крикнул: «Спокойно, не шевелитесь» — и все. Учитель обещал дать по карточке всем, кто завтра принесет две рупии.

— Две рупии! — в ужасе повторил дядя.

Тетя сказала:

— Ничего, ребенок в первый раз фотографируется.

— Я думал, нас потом распустят, а нам велели опять идти в класс — на географию.

Наутро дядя положил мне в карман две рупии, строго предупредив:

— Смотри сейчас же отдай учителю. — Его, видимо, тревожило, что я могу обронить деньги или меня ограбят по дороге. Он стоял на крыльце и смотрел мне вслед. Я несколько раз оборачивался и заверял его: