Мой друг Виктор Шварцман - [3]
Последние пару лет окрашены в мрачные предгрозовые тона — Вика все чаще приезжал к нам. Как-то разом ушли из жизни легкость, беспечность. Мы стали жестче, требовательней друг к другу, к себе самим. Казалось, время ушло, ждать больше некогда. Страшилище-сорокалетие — неотвратимо приближалось. Планы «больших перемен», которые всегда обсуждались нами так горячо, вдруг стали рваться в жизнь. Безотлагательность стала главной темой наших бесед. Были спланированы, продуманы до мелочей годы и годы. Конечной целью было наше соединение, взаимодействие, духовное возрождение. Начать следовало, как водится, с разрушения. Начать решено было с меня.
Вика убеждал меня стартовать немедленно. «Пока ты еще не дедушка!» — трагически восклицал он. Мне предстояло оставить семью, работу, оседлую жизнь. Превратиться в некоего странствующего монаха, изучающего науки, искусства. Со временем ко мне присоединится еще один брат. А пока он — временно сохраняя оседлость — брался быть мозговым центром, научным консультантом и даже спонсором этого эксперимента.
Мне нелегко дались первые шаги. Мучили страхи: смогу ли еще когда-нибудь работать? Как будет жить без меня моя семья? Летом 85-го я приехал в последнюю командировку в Москву. Хотелось перед прыжком — он намечен был на осень — еще раз побеседовать с Викой. Он находился в Москве — стажировка или прикомандирование, что-то длительное.
Из аэропорта я позвонил Тамаре Людвиговне — пожилой даме, у которой частенько квартировал мой друг. К телефону подошел Вика. Хрипло, взволнованно просил сейчас же приехать: «Пожалуйста, возьми такси, я все оплачу». В те годы я не решался ездить в такси и на более скромные расстояния. Но делать было нечего. Вероятно, причина была серьезной. Может быть, не следовало задерживать приезд, чтобы не беспокоить хозяйку? Я терялся в догадках. От кинотеатра «Космос» я снова звонил Вике — он жил неподалеку и должен был меня встретить.. Ожидая, я прогуливался у кинотеатра, глазел на прохожих. Мое внимание привлекла фигура человека, двигавшегося в мою сторону. Движения человека были странными — как у механической куклы. Нога-рука, рука-нога — будто их двигали невидимые веревочки. Он приближался. Мне стало страшно. Это был Вика. Это была депрессия. Я видел ее впервые. Приблизившись, он прохрипел: «Я соскучился. Я не мог больше ждать».
Я уволился в ноябре 85-го. Поселился в Москве (таков был план). Работал на случайных работах. Делал, как мне казалось, некоторые успехи в адаптации, в выживании в этом ужасном городе. В феврале приехал Вика — бодрый, напористый, — как в лучшие времена. Его не интересовали мои успехи. Ему хотелось знать, сколько раз я бывал в библиотеках в эти месяцы? Сколько в театрах? Сколько страниц прозы, стихов мне удалось написать. Результат был совершенно неудовлетворительным. «Увольняемся с работы — провозгласил мой друг. — Сдаем общежитие. Уезжаем из Москвы. Начинаем второй этап.»
Второй этап состоял в моем погружении в астрономию. Витя разворачивал наблюдательные программы по проблеме SETI (поиску внеземных цивилизаций) и ему хотелось, чтобы я участвовал в этой деятельности. Ах, как трогательно он стремился облегчить вхождение мне, дилетанту, в новую область! Как забавно изобретал ситуации, задания, задачи! Как смешно хвалил за всякую ерунду! Как серьезно огорчался моим промахам!
Была какая-то важная загадка в этом непрестанном интересе большого, признанного ученого к малоспособному, неусидчивому, неазартному, седовласому школяру, и разгадка явно не сводилась к нашей дружбе или к желанию помочь мне приобщиться к научному процессу.
Разгадка мне не давалась. Я усердно учил звездное небо учился работать с каталогами, отбирал объекты для наблюдений... За эти месяцы общей жизни я узнал моего друга так хорошо, как можно знать только себя. Может быть, впервые я осознал, как глубоко сплелись в нем идеи долга перед наукой (или даже шире — перед человечеством) и чувство разочарования в собственных возможностях, самые высокие нравственные идеалы и стыд из-за своего им несоответствия, дерзкие замыслы и ощущение собственной беспомощности.
Ему казалось, что он разрушается. Спады настроения возникали все чаще и они становились все более глубокими. Бывали дни, даже недели, когда он с трудом заставлял себя встать с постели и одеться. «В древней мореходной загадочной цивилизации острова Крит, — рассказывал как-то Вика — существовал обычай, по которому достигшие зрелости мужчины отправлялись на поиски новых земель. Открывшие новые земли возвращались из плавания, чествовались соотечественниками. Потерпевшие неудачу исчезали навсегда. Иногда я кажусь себе моряком. Земли мной не открыты, и из плавания я вернулся целым. Нонсенс. Жизнь потеряла смысл». К моему возмущению, даже бешенству, он то и дело заговаривал об уходе.
Все же таких разговоров было немного. Работоспособность снизилась, но работа шла! Велись наблюдения, публиковались статьи, при думывались новые и новые идеи. Периоды спада сменялись временами активности и напора.
М.В. Ломоносов, как великий ученый-энциклопедист, прекрасно понимал, какую роль в развитии русской культуры играет изобразительное искусство. Из всех его видов и жанров на первый план он выдвигал монументальное искусство мозаики. В мозаике его привлекала возможность передать кубиками из смальты тончайшие оттенки цветов.До сих пор не оценена должным образом роль Ломоносова в зарождении русской исторической картины. Он впервые дал ряд замечательных сюжетов и описаний композиций из истории своей родины, значительных по своему содержанию, охарактеризовал их цветовое решение.
В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.
Кто такие чудаки и оригиналы? Странные, самобытные, не похожие на других люди. Говорят, они украшают нашу жизнь, открывают новые горизонты. Как, например, библиотекарь Румянцевского музея Николай Федоров с его принципом «Жить нужно не для себя (эгоизм), не для других (альтруизм), а со всеми и для всех» и несбыточным идеалом воскрешения всех былых поколений… А знаменитый доктор Федор Гааз, лечивший тысячи москвичей бесплатно, делился с ними своими деньгами. Поистине чудны, а не чудны их дела и поступки!В книге главное внимание уделено неординарным личностям, часто нелепым и смешным, но не глупым и не пошлым.
В книге Рудольфа Баландина читатель найдет увлекательные рассказы о странностях в жизни знаменитых интеллектуалов от Средневековья до современности. Герои книги – люди, которым мы обязаны выдающимися открытиями и техническими изобретениями. Их гениальные мысли становились двигателем человеческой цивилизации на протяжении веков. Но гении, как и обычные люди, обладают не только достоинствами, но и недостатками. Автор предлагает ответ на вопрос: не способствовало ли отклонение от нормы, пусть даже в сторону патологии, появлению нетривиальных мыслей, решений научных и технических задач?
В книге собраны очерки об Институте географии РАН – его некоторых отделах и лабораториях, экспедициях, сотрудниках. Они не представляют собой систематическое изложение истории Института. Их цель – рассказать читателям, особенно молодым, о ценных, на наш взгляд, элементах институтского нематериального наследия: об исследовательских установках и побуждениях, стиле работы, деталях быта, характере отношений, об атмосфере, присущей академическому научному сообществу, частью которого Институт является.Очерки сгруппированы в три раздела.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.